- Ну, что там? – нетерпеливо спросил профессор.
- Семьдесят три, - сказал медленно я.
Он вскочил и, обойдя вокруг кресла, снова сел.
- Дэвид, одними переселениями коренных жителей такой цвет заработать невозможно. Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил я, глядя на неподвижно сидящего в кресле темно-серого человека.
- А что ты хочешь услышать? – угрюмо спросил Дэвид.
- Ну, для начала, куда девались несогласные коренные жители? Ты правда отвозил их в Найтквилл и поселял там или нет?
- Только самых первых. Но они все подали на меня в суд штата сразу по нескольким статьям. Голодные адвокаты и журналисты, ищущие бреши в нашем проекте, сразу накинулись на меня. С трудом, но мне удалось все уладить, выплатив огромные компенсации из своих денег и частично из фонда города, - сказал он.
- Почему я об этом ничего не знаю? – удивился я.
- Я не стал тебя втягивать еще и в это. На тебе и без того висело много проблем.
- Ну, а потом?
- Потом я, естественно, уже не мог позволить такую роскошь, как переселение несогласных в Найтквилл и суды с ними. Они сами не оставили мне выбора. Поэтому следующую партию коренных жителей я… приказал расстрелять, - запнувшись, произнес он.
Я вскочил с кресла. Это слишком поразило меня! Меня будто ошпарили его слова! От Дэвида я мог ожидать всего что угодно, но только не такого!
- Не выражай так явно свою неприязнь ко мне. Я делал это ради будущего. Пусть лучше я запачкаюсь, но разгребу дорогу, чем все надежды на новое человечество погибнут.
Я стоял, тяжело дыша, пытаясь свыкнуться с этой информацией. Человек, которого я считал своим другом, оказался обычным палачом!
- Это еще не все? – спросил я.
- Нет. Я стал систематически уничтожать коренных жителей, пока не уничтожил оставшиеся почти две сотни человек. Об этом, конечно, знал только я и мои люди из ночного отряда. Даже патрули, разумеется, об этом ничего не знали. Они думали, что мы отвозим их в соседний город.
Я сел и налив себе целый стакан виски, залпом выпил.
- Я также поступал и с некоторыми новыми жителями, которых заселили уже мы. Тех из них, кто по тем или иным причинам «темнел», но не хотел ни исправляться, ни покидать город, мои люди вывозили в поля и расстреливали.
- Дэвид, ты совсем одурел? Ты себя богом возомнил? Тебе выпал шанс создать новое человечество, но не решать, кому жить! Ты саму идею опахабил! Я теперь не смогу относиться к этому делу как к нашей миссии, как к чему-то высокому! Ты же ее в крови утопил! - не выдержал я.
- Поэтому я и не посвящал тебя в эти дела. Я решил на себя взять весь грех. На себя одного. Кто-то должен на себя взять всю неизбежную черную работу. Пусть это буду я. Если что, ты продолжишь уже, когда ничего мешать не будет, и ни с кем не надо будет бороться, - пытался оправдаться профессор.
- Бороться всегда с кем-то надо будет! – возразил я, подойдя к окну.
- Я знаю, ты разочарован мной. Пусть будет так.
- А как ты объяснишь, что после того недавнего митинга недовольных, вдруг внезапно все утихло? Ты к этому тоже имеешь отношение? – спросил я, снова повернувшись к нему.
- Имею. Я же при тебе выступал с балкона, - пожал плечами Дэвид.
- Я не об этом. Твое выступление почти не произвело на них впечатления. Однако со следующего дня я уже не слышал о подобных недовольствах. Так имеешь или нет?
- Ну, имею. Той же ночью мы, вычислив зачинщиков митинга, вывезли их втихаря из города и… – профессор махнул рукой. – Можешь сдать меня властям штата, как преступника – это тебе решать.
Я смотрел на него изумленно и задавался вопросом – неужели с этим человеком я дружил столько лет и прошел через огонь и воду? Он был мне самым близким другом, ради которого я готов был на многое. Но что с ним произошло? Он ли это?
Я долго переваривал этот наш разговор. Мне понадобился не один день, чтобы разложить в своей голове все по полочкам. Не один день, чтобы привыкнуть к новому Дэвиду и к моему новому отношению к нему и к нашей, теперь уже запачканной кровью, мечте.
Именно сейчас я четко понял – строя совершенно новый мир, нельзя использовать старые и такие чудовищные средства управления. Новый человеческий строй требовал и нового отношения к нему, а Дэвид этого не учел.
Единственное, что меня удержало, это верность другу. Конечно, его поступкам не было оправдания. Но я решил не оставаться в этой ситуации чистюлей и продолжить дело, в надежде, что оно и правда того стоит. Сила мужской дружбы потихоньку взяла верх, и я не смог возненавидеть его. Я принял его, таким как есть. В конце концов, он сам решил взять на себя такой грех и понимал, какая ответственность на него ляжет. Он не боялся ответить за это. Я видел, что совесть его мучает, хоть он и не подавал виду. К тому же он поклялся больше никогда не поступать подобным образом и ничего от меня не скрывать, какая бы ситуация ни была.