— Постарайся заставить господина Ранульфа прикрепить к своей одежде одну из них, — шепнула она.
Уже это не вселяло особой радости. Но как может подручный садовника, еще не достигший восемнадцати лет, справиться с избалованным сыном своего господина, особенно если этому препятствует волевая пожилая женщина?
— Вот и хорошо, — проговорила вдова, — пора вам выходить. Идти предстоит полных три мили.
— Да, да, пошли! — взволнованно воскликнул Ранульф.
Люк понял, что дальнейшие возражения бесполезны, и посему маленький отряд погрузился в лунную ночь. Мир вокруг казался прекрасным. Одну грань темноты представляли собой сосны, тонувшие в густой черной тени; другую — строения фермы, похожие на бледные человеческие лица. А между двумя этими крайностями располагались все оттенки серого цвета — плещущая волна Пестрянки казалась скорее белой, чем серой, а все прочие деревья — платаны, падубы, оливы — можно было отличить скорее не по форме листьев, а по яркости черного цвета.
Они молча топали вверх по течению вдоль берега Пестрянки — Люк был слишком встревожен и расстроен, чтобы говорить, Ранульф погрузился в мечты, а маленькие пастушки молчали от застенчивости.
Под ногами то и дело попадались протоптанные скотом тропы — идти было бы тяжело даже днем, не говоря уже о ночи, — они не проделали еще и половины пути, как Ранульф начал отставать.
— Может быть, хочешь передохнуть и вернуться назад? — с надеждой спросил Люк.
Ранульф только пренебрежительно дернул головой и прибавил шагу.
Теперь он старался не отставать до тех пор, пока не добрались до места назначения — крохотного оазиса богатых пастбищ, расположенного на склоне в миле или двух от гор.
Здесь, оказавшись в собственном королевстве, маленькие пастушки оживились и, обмениваясь шутками с Ранульфом, принялись собирать ветки и сучья для шалашей, пострадавших за двенадцать часов от ветра. Потом все занялись сбором хвороста, чтобы развести костер, и Ранульф проявил максимум энергии.
Наконец все устроились для долгого бдения, расположившись возле костра, смеясь и радостно ожидая наступления восьми темных часов, когда случаются всякие приключения.
Коровы устроились неподалеку и жевали свою жвачку, дремля с открытыми глазами. Небольшое освещенное костром пятно казалось единственным обитаемым миром в окружающем их темном пространстве.
Тут Люк заметил, что у каждого из пастушков к одежде, как и у него самого, приколота веточка фенхеля.
— Вот это да! А почему, ребята, вы все носите фенхель? — спросил он.
Они посмотрели на него с удивлением.
— Но ведь вы тоже носите веточку, господин Хэмпен, — с недоумением проговорил старший из них, которого звали Тоби.
— Конечно, потому что это подарок молодой леди, — добавил Люк непринужденным тоном. — Но разве вы всегда выходите в ночное с веточкой фенхеля?
— Нет, только в эту ночь, — откликнулись дети.
И поскольку на лице Люка сохранялось недоумение, Тоби спросил:
— А разве у вас в Луде не носят веточку фенхеля в последнюю ночь октября?
— Нет, — ответил Люк. — А зачем?
— Ну, как же, — воскликнул Тоби, — ведь это та самая ночь, когда Молчаливый народ — мертвые то есть — возвращается в Доримар!
Ранульф посмотрел на него. Люк нахмурился — хотя его уже тошнило от всех западных суеверий, он почувствовал страх. Вынув из петлицы вторую из полученных от Хейзл веточек фенхеля, он протянул ее Ранульфу со словами:
— Вот, молодой господин! Возьми и заткни за ленточку шляпы или куда-нибудь еще.
Ранульф покачал головой:
— Спасибо тебе, Люк. Но мне не нужен фенхель. Я ничего не боюсь.
Дети посмотрели на него с большим удивлением, а Люк мрачно вздохнул.
— Значит, ты не боишься… Молчаливого народа? — спросил Тоби.
— Нет, — ответил Ранульф и добавил: — Во всяком случае сегодня ночью.
— Готов поклясться, что вдова Тарабар фенхель вообще не носит, — едко усмехнулся Люк.
Обменявшись странными взглядами, дети начали пересмеиваться. И Люк полюбопытствовал:
— Ну-ка, выкладывайте, что у вас на уме, молодые люди! Почему это вдова Тарабар обходится без фенхеля?
Однако те только подталкивали друг друга локтями, прикрывая пальцами лукавые физиономии.
Это возмутило Люка.
— Вот что, молокососы, — воскликнул он, — не забывайте, что перед вами сын Высокого сенешаля, и если вам известно о вдове нечто… ну, скажем, сомнительное, вам надлежит сообщить мне об этом. А то, чего доброго, в тюрьму угодите. Так что выкладывайте все, что вам известно!