Когда я был маленьким, то меня постоянно таскали по домам молиться за незнакомых людей. Поднимали к восковым лицам, заставляя целовать холодные щёки. На меня накатывала тошнота и паника, казалось, будто труп оживёт и заберёт меня с собой в гроб, а родители также искусственно будут плакать о моей кончине и вспоминать, каким я был при жизни. Сегодня, глядя на все эти обряды, внутри меня не было ничего кроме отвращения и желания сбежать, но я продолжал стоять рядом с гробом тётушки, делая вид, что скорблю по ней вместе со всеми.
После нас были Келлеры — семья Бобби. Мои родители окинули их презрительным взглядом, будто это они убили тётю, хотя она умерла от обычного инфаркта. Келлеры даже не обратили на них внимания и, быстро поцеловав труп, отошли подальше от нас.
— Эй, Стив… — начал Бобби, но его тут же позвала мать и ему ничего не осталось, кроме как закатить глаза и щёлкнуть себя по носу — наш условный знак из детства, приглашающий встретиться у ведьминых зубов. Я был только рад этому и, как в прошлом, легко улыбнулся и пошёл в противоположную сторону.
Хоть я и был старше Боба на три года, но друзьями мы были самыми лучшими. Мы вместе сбегали к морю, играли и пугались страшных сказок. Когда я пошёл в школу, то все тетради оставлял Бобби, чтобы облегчить ему обучение. В колледже даже остался Чура — соломенный человечек, которого я получил от него перед отъездом. Эта кукла должна была оберегать меня, пусть я не верил ни в какие суеверия, но Чура стал для меня самым дорогим предметом, потому что то, с какой любовью и искренней заботой он сделан, перечеркнуло все предрассудки и все раздражения по поводу городских оберегов.
Наши родители враждовали и делили наследство Андерсон, а мы друг для друга стали семьёй, братьями. Даже «дымное успокоительное» мы попробовали вместе, самыми первыми. Тогда был единственный раз, когда наши родители ругались не между собой, а вместе, на непутёвых сыновей.
Бобби семнадцать… Следующим летом ему предстоит выбрать — остаться в городе, либо же поехать куда подальше на учёбу. Конечно же он выберет второй вариант, хотя родители всеми силами стараются прикрепить его к себе. Даже сегодня они, будто пиявки, приклеились к нему и не отпускают. Мои родители делают точно также — мама плачется мне, а отец своей тяжёлой рукой «успокаивает» нас обоих.
Душно. Невыносимо душно и тоскливо.
Блуждая взглядом по толпе «скорбящих», я удивился, когда заметил Джека — дреды собраны в хвост, чёрный костюм с нелепой бабочкой. Он дико осматривается, разыскивая кого-то. Вот кто точно не пришёл бы на похороны какой-то там тётушки, но вот Джек здесь и его даже не выгоняют, хотя обычно ему приходится бороться со злыми насмешками и подначками: толкнут в магазине или в баре откажут в обслуживании. Несмотря на ненависть, Джек всегда держался и игнорировал любые провокации, как бы ни старались жители; он не ввязывался в драки, на него не было заведено ни одного дела (хотя может полиции было просто всё равно на то, что вытворяют городские).
Только я двинулся в сторону, как отец сжал руку на моём плече. Действительно пиявки. Высасывают соки из живых, радуются мертвецам и тонут в суевериях, как в болоте. Хотелось вдохнуть глубже, но мать только сжала меня сильнее в объятиях и зарыдала с новой силой. Происходящее раздражает, заполняет уши гомоном, вспыхивает лицами знакомых и не очень людей, скукоживается тошнотой в животе. Мне хочется что-то сделать, остановить происходящее, но родительские тиски не дают сдвинуться.
Они никогда не давали нам того, что нам действительно нужно, а нужна нам была свобода от чёртового проклятья этого несчастного маленького городка. Свобода от легенд, свобода от старых обрядов и ритуалов, свобода от сплетен и, самое главное, свобода от запаха хвои. Возможно, другие родители из других городов дают детям это всё, но не наши. Они высасывают из нас молодость и жизнь, удерживают с собой, точно те самые ведьмы.
Наконец прозвенел колокол — призыв к последней молитве за беспокойную душу Джолин Андерсон. Люди, словно рой саранчи, чёрной массой двинулись на звук, в церковь. Оказавшись в центре толпы меня охватила паника, захотелось растолкать окружающих меня людей и выбежать наружу. Но, как и обычно, я только и мог желать воспротивиться, ведь если бы у меня получилось сбежать на самом деле, то… Боюсь, что этого не случилось бы никогда.