— Почему ты не поцеловал тётушку Андерсон? Она же так тебя любила, ты должен был её поцеловать на прощание. Стивен, дорогуша, скажи тогда ты на поминальном обеде нашу речь. Ты понял меня?
Хватка её стала совсем стальной, приказывающей. В голове юноши разом промелькнули ответы на весь поток вопросов дорогой матушки.
— Сынок, ты меня слушаешь?
— Нет, мамочка, я устал слушать твои оскорбления в сторону семьи Бобби. Вот бы взять отцовский галстук, свернуть его потуже и воткнуть в твою глотку, чтобы ты наконец замолчала.
— Почему ты не поцеловал тётушку Андерсон?
— Потому что я не хочу участвовать во всём этом суеверном бреде, потому что я терпеть не мог и не могу эту скверную женщину, которую все вы считали святой и которой позволили вмешиваться в мою жизнь.
— Ты понял меня?
— Да, мам, я понял тебя.
Наконец и Андерсоны были готовы к последней службе. Кейт пригладила растрепавшиеся волосы, сдула пушинку с пиджака сына, что-то сказала любимому мужу и, ещё раз посмотрев на Келлеров, уставилась на священника в ожидании. Подняв руки к небу и взглянув на толпу, святой отец начал:.
— О милостивый Боже, Отче Небесный! Сегодня, вспоминая кончину Джолин Андерсон, мы смиряемся под Твоею могучею десницею, — выждав немного и с удовольствием заметив, как толпа замолкает и полностью погружается в обряд, Эртранкен продолжил, — Мы благодарим Тебя, Господи, вспоминая о Джолин, за её время пребывания среди нас, за её труд и служение, за наше братство с ней. На примере её кончины помоги нам осознать, сколь мало дней нам осталось и сколь кратки эти дни. Отче, даруй нам наше братство друг с другом в течение этого краткого и драгоценного времени благодати, помоги нам приготовиться к братству со святыми, уже достигшими Небесного дома и к братству с Тобой в неизменной и вечной радости. Аминь.
— Аминь! — сказали жители, до этого с благоговением смотря на отца Эртранкена, проговаривая одними губами текст молитвы, молясь за сохранение своих душ.
— Теперь же, братья и сёстры мои, давайте же споём гимн «Господь — наш меч, оплот и щит», чтобы напомнить друг другу о божественной защите нашего городка от дьявольского духа.
Зал зашевелился, встал и с ожиданием взглянул на проповедника. Эртранкен был доволен тем, как на него смотрят эти сотни пар глаз, как они, преисполненные верой, боятся проронить и слово. Именно в такие моменты он чувствовал, как Господь снисходит к этим несчастным людям, погрязшим в языческих суевериях. Как сам он, какой-то жалкий проповедник, становится более значимым для них, для самого Всевышнего. Наконец начав дирижировать хором разномастных голосов, Эртранкен совсем расслабился и гримаса радости изуродовала его старческое лицо. Церковь наполнилась звуками гимна.
Господь — наш меч, оплот и щит,
И крепкая твердыня;
Стивену порядком надоел карнавал почестей и условностей. Он лениво шевелил губами, только чтобы мать не одарила его злобным взглядом и окончательно не сломала руку. Юноша оглядывал витражи, рассматривал лицо священника, похожее на посмертную маску. Сколько он помнил отца Эртранкена, тот всегда больше походил на статую, а не на человека: слишком ровная спина, резкие, как у робота, движения, взгляд сверху вниз на любого, кто с ним разговаривал, и скрипучий медленный голос. Стиву сложно было понять эмоции этого странного человека, потому что лицо-маска редко выражала что-то кроме высокомерия и презрения, поэтому в детстве, когда приходилось сталкиваться со священником, он старался выглядеть ещё большим пай-мальчиком, чем он был рядом с матерью. Даже сегодня, спустя год отсутствия, перед святым отцом парень выпрямлял плечи, улыбался и говорил только тогда, когда другого выхода не было.
Он всюду в бедствиях хранит
Своею благостыней.
Наш древний лютый враг
Тревожит нас, что шаг,
Коварной злобой он
На всех нас ополчён,
Господь — защита наша!
Только сейчас он заметил, что Кармилла так и не пришла, а вся её семья почему-то не в первом ряду, как полагается, а разбросана по всему залу. «Что же могло случиться? Лиззи выглядит слишком напряжённой и… испуганной. Почему? Надо подойти к ней после всего этого. Хотя мы не особо-то были близки…» — размышлял юноша, краем глаза наблюдая за худощавой девушкой с короткой растрёпанной стрижкой. Вся она была похожа на воробья, или ещё на какую-то маленькую птичку: маленькая, ещё меньше, чем Кармилла, стоит к ней подойти — сразу убегает. Лиззи часто была у Джека вместе со всеми, но постоянно пряталась за сестрой и не участвовала в разговорах. Это раздражало, потому что в их маленькой общине, в их «банде», каждый делился хоть какими-то переживаниями, даже самыми незначительными. «Кажется, она одного возраста с Бобби, чёрт, да их семейка настолько незаметная, что даже моя мать не издевается над ними. А ведь мать Кармиллы и Лиззи была самой любимой дочерью Джолин» — продолжал Стив, но тут же осёкся, встретившись взглядом с маленькой девушкой. Её карие глаза смотрели грозно, но при этом потеряно. Стивен убедился, что разговор с Лиззи — вопрос жизни и смерти. Такой же взгляд был у Кармиллы, когда она прибежала к нему с известием о смерти тётушки.