— Ну? — Шумский первым нарушил молчание. — Зачем эта встреча, Леня? Что ты хотел мне сказать? Если ты надеешься проехаться мне по ушам, так это напрасно. Ты уже достаточно ясно обозначил свою позицию в прошлый раз, и я, кажется, тоже. Ничего не изменилось за истекшие несколько дней.
Кулагин сокрушенно покачал головой.
— Что с тобой происходит, Нес? — вполне тепло и по-дружески поинтересовался он.
— Не надо, Леня, — усмехнулся тот.
— Что не надо?
— Не надо строить из себя психолога. Тебе это не идет. К чему эти тупые вопросы? «Что с тобой происходит, Нес?» Ничего. Я просто считаю, что ты начинаешь излишне качать права.
— Какие права?
— Объединение, о котором ты говоришь, — Шумский поморщился. — Думаешь, я такой тупой? Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Власти! Подмять под себя всех и вся. Разве нет? С чего такие амбиции, старик? Раньше за тобой этого не наблюдалось. Так что это я, наверное, больше вправе спросить: «Что с тобой происходит?»
— Нес!.. Послушай…
Кулагин шагнул вперед, и Шумский тут же невольно отпрянул. Леонид заметил, как его бывший приятель напрягся всем телом. Стоящий позади него Круглов выхватил из-под куртки пистолет. Его примеру последовал и Антипов. Рубероид отошел к машине с прикрытием, у которой тут же распахнулись две задние дверцы. Кулагин оглянулся назад. И у Горшакова, и у Левинсона, и у Вершинского в руках было оружие. Одну из машин силовой поддержки покинуло три человека во главе с Лебедевым. У второй натужно взревел двигатель. Кулагин скрипнул зубами.
— Стоп, — негромко сказал он, обращаясь к Шумскому, а затем уже выкрикнул еще раз, вскидывая вверх руку: — Стоп! Уберите пушки, ребята! Черт! Нес, я не хочу крови. И уж тем более я не собираюсь убивать тебя. Ты — мой друг. Неужели ты забыл об этом, Нес?
— Я — нет, а вот ты…
— Да что ты несешь, мать твою! — кулаки Кулагина сжались настолько, что ногти до боли впились в ладони и вспороли зачерствевшую на морозе кожу. — Опомнись! У тебя совсем масло в чайнике перекипело? При чем тут мои амбиции? Мы не раз обсуждали этот вопрос на зоне. Помнишь? Я говорил о коалиции, о централизации, о порядке. Только так сейчас можно выжить, Нес. Это единственный путь. Поодиночке никто не выплывет. Нужна организация. И ты соглашался…
— Я? — Шумский покачал головой. — Я не соглашался, Леня. Я просто молчал и думал. Ты, видимо, забыл. Я никогда не высказывался за твою идею фикс.
— Но ты же понимаешь, что я прав!
— Нет. Не думаю… Ты идешь к тому, против чего призываешь выступать, Леонид, — Шумский впервые в жизни обратился к Кулагину так, называя его полным именем, и это лишь подтвердило предположение последнего о том, что между ним и Нестором пролегла глубокая пропасть отчуждения. Более того, она с каждым разом становилась все шире. — К несвободе! Когда каждый сам за себя, как было раньше, он вправе принимать любые решения самостоятельно. А ты хочешь принимать их за всех. Ты один. И мне не кажется это правильным.
— Но как раньше, уже быть не может, Нес. — У Кулагина все еще теплилась надежда на то, что он сможет переубедить собеседника. — Времена изменились. Изменилось очень многое, начиная с государственного строя. Пережитки прошлого рухнули окончательно. И ты со своими дружками — единственные, кто продолжает отчаянно цепляться за них. Мы в девяносто втором, Нес, а ты все еще там, в восьмидесятых.
У Шумского на лице заходили желваки. Несмотря на мороз, лицо покрылось мертвенной бледностью. Кулагин запоздало понял, что ударил приятеля в самое чувствительное место. Наступил на старую мозоль.
— Так вот в чем ты меня обвиняешь! — зубы Шумского стали выбивать мелкую дробь. — В слабоумии! Ну конечно! Вы ведь такие умные, такие продвинутые! Ты, Артем, Лева… А я — долбак законченный…
— Никто тебя таковым не считает, Нес, — попытался исправить положение Кулагин, но было поздно.
— Все! Хорош бакланить! — Шумский выдернул руки из карманов, но, вопреки ожиданиям Леонида, в них ничего не оказалось. — Я все выслушал, все осмыслил, и мой ответ остается прежним. Вы сами по себе, а мы сами. Никакого объединения. То есть вы можете, конечно, объединяться друг с другом хоть до бесконечности!.. Можете даже трахнуть друг друга в жопу, если вам это доставит удовольствие! Но на чужие территории рот не разевайте. Рискуете наглотаться маслин!
— Даже так? — Кулагин, несмотря ни на что, остался абсолютно спокойным.
— А ты думал, ты такой грозный, что все сразу в штаны наделают? Да на хрену мы тебя вертели, Леонид! Еще вопросы есть? Или встречу можно считать законченной?
Круглов и Антипов продвинулись еще на пару шагов вперед. У каждого из них в руке находилось по пистолету, но пока оружие было направлено дулами вниз. Из машины прикрытия Шумского никто не выходил. Он сам ждал реакции Кулагина.
Леонид неторопливо вынул из кармана сигареты и закурил. Затянулся, затем выпустил дым вверх, глядя на светлое, но по-зимнему холодное и безликое небо.
— Нет, — ответил он после паузы. — У меня больше вопросов нет, Нес. Пока нет. Я буду ждать, что ты одумаешься, и мы сможем поговорить с тобой еще раз. Более спокойно.
— Можешь на это не рассчитывать! — Шумский круто развернулся. — Пошли, ребята.
Круглов с Антиповым покорно двинулись следом за ним к машинам, на которых приехали. Не похоже было на то, чтобы эти парни имели реальное право голоса и свободу, о которой говорил Нестор. Но Кулагин не стал акцентировать на этом внимание сейчас. Он просто стоял и молча наблюдал за тем, как Шумский с дружками загружаются в свои автомобили. Сзади к Леониду бесшумно приблизился Горшаков.
— Еще есть время, Леня, — произнес он шепотом. — Ты только подай знак. Мы этих уродов мигом расшмаляем. И никакие волыны им пригодиться не успеют. Неса я лично положу, засранца. Тоже мне полуночный ковбой.
— Уймись, — осадил соратника Кулагин.
— Да че за сантименты, Леня? Ты же сам прекрасно видишь, это уже не тот Нес, которого мы знали. Говнюк какой-то…
— Я сказал, уймись, Темыч.
Шумский скрылся в салоне автомобиля. После этого по машинам расселись и все его приспешники. Затарахтели двигатели, и кавалькада из трех авто синхронно тронулась с места. Секунд через десять-пятнадцать они уже покинули пустырь. Кулагин глубоко затянулся и бросил сигарету под ноги. Красный мерцающий огонек скрылся в белом рыхлом сугробе. Леонид одним движением поправил шапку на голове.
— Все, поехали, — коротко распорядился он.
Горшаков переглянулся с Левинсоном. Пожал плечами. Что было на уме у Кулагина, определить не представлялось возможным. Вершинский слегка отступил в сторону, пропуская Леонида в салон «девятки».
1992 год. Ресторан «Седьмое чудо света» Киллеры
— Б?ольшая часть дворов уже с нами, — Кулагин потер гладко выбритый подбородок и взял в руку рюмку. — А ну-ка, сложи в уме…
Горшаков поспешно проглотил насаженный на вилку кусок зажаренной на огне баранины, сдобрив его глотком томатного сока.
— Лебедь, Крученый, Протас, Жженый, Бекетов, Палец, Иванов, Федул, Мамонт, Испанец, Сохин. Весь Заводской район… Короче, б?ольшая часть.
Кулагин не стал пить. Он вернул рюмку на прежнее место:
— Большая. Но не все.
— Да, есть несогласные. По моим подсчетам, пятнадцать против. И Нес в том числе, — многозначительно добавил Горшаков после паузы.
— Ну, и что будем делать? Ваши предложения.
Леонид обвел взглядом присутствующих, хотя у него заранее был готов собственный ответ на поставленный вопрос. По большому счету, Кулагин не нуждался в советах. Но опытный стратег должен был оставаться стратегом при любых обстоятельствах.