– Мама призналась в этом на смертном одре. Все-таки это ее терзало. Конечно, это любого терзает, даже серийных убийц. Хотя поверить в это сложно.
– Вы… – Максим, дрожа, не знал, как правильно сформулировать свой вопрос. – Вы с сестрой…
Люба хмыкнула.
– Нет, маму мы не убили, она умерла от рака матки, причем умирала долго и мучительно. Нет, вряд ли это была кара каких-то там высших сил, ведь я не верю ни в бога, ни в дьявола. Но то, что ее ужасные воспоминания усугубили ее положение и, не исключено, привели к ее болезни, я допускаю.
Максим подавленно молчал. И с кем он только, на свою беду, связался! Он бы никогда не смог быть столь… столь жестоким по отношению к свое мамочке.
– И скольких вы… ликвидировали? – спросил, наконец, парень, потому что молчание уж слишком затянулось. Вместо ответа Люба сунула ему под нос свое запястье, на котором болтался браслет с ухмыляющимися черепами.
– После каждой удачной ликвидации на этом браслете появляется новый череп. Видишь, скоро места уже не хватит. И придется заказывать новый брелок, может, даже и не один…
Максим подскочил и запальчиво произнес:
– Но вы же… Но ты же… Ты же не отличаешься ничем от них! От своих жертв! От серийных убийц!
Люба, поправляя браслет, ответила:
– Не неси пургу, мальчик. Конечно, отличаюсь. Я свое ремесло ненавижу, но такая уж у меня судьба. Теперь я вынуждена до конца дней своих действовать одна, так как потеряла сестру. Ликвидацию каждого отдельно взятого нелюдя я не смакую, в отличие от них, для которых убийства – это акт наслаждения.
Все еще дрожа, Максим протянул:
– И все же… Все же это ужасно – то, что ты делаешь! Это противозаконно!
– Я в курсе. Однако то, что я делаю, это правильно? Или ты считаешь, что маньяков, наподобие того, что орудует у вас в городе, надо щадить? Он же убил твою Надю. Ты что, готов простить его и прочих подобных личностей?
Вопрос был не праздный. Максим медленно проговорил:
– Их, конечно, надо изолировать от общества. Вероятно, некоторых даже ликвидировать. Но не самостоятельно, а в рамках закона!
– Закон – это я! – ответила девушка, и Максиму стало жутко. – Значит, ты согласен, что все эти мерзкие маньяки должны понести заслуженное наказание? И навсегда исчезнуть с лица Земли?
Вздохнув, Максим кивнул: Люба была права, хотя сторонником смертной казни он не являлся.
– Ну и отлично! Тогда примемся за нашего. А сейчас выпьем вон в той забегаловке кофе и наскоро перекусим. А потом наведаемся в областную больницу.
И, обернувшись к Максиму, Люба с лучезарной улыбкой заметила:
– Все, что я поведала, ты никогда и никому не расскажешь. Иначе, студент, мне придется убить и тебя!
– Генка Ложкин? – Взмыленный медбрат взглянул на стоявших перед ним девушку и парня. – Он сегодня во вторую смену, должен вот-вот подвалить. Впрочем, он вечно опаздывает.
Они находились на территории огромной и несколько обветшалой областной больницы. Поблагодарив медбрата, Люба сказала:
– Что же, подождем немного. Кстати, чего ты такой смурной?
Максим в самом деле большую часть времени молчал, потому что не знал, о чем беседовать с этой… с этой убийцей! И пусть она с сестрой, которая теперь сама была мертва, убивала маньяков, но все равно. Ведь даже маньяки – люди!
Как ни крути, а выходило, что он связался с серийной убийцей, по совместительству – дочкой жуткого, расстрелянного по приговору суда маньяка. Максим все пытался украдкой подсчитать, сколько же ухмыляющихся черепов болталось на браслете, украшавшем левую руку Любы. Пятнадцать? Двадцать? Двадцать пять?
Они находились около входа для персонала, расположенного сбоку бетонного больничного комплекса. Когда показался невысокий тип с изрытым угрями лицом, Люба напряглась.
– Геннадий Ложкин? – спросила она, и тип, вздрогнув, нервно облизал губы и сказал:
– Ну, предположим. А вы кто такие?
Вместо ответа Люба ударила его в лицо, а затем по шее. Максим в ужасе закричал:
– Что ты делаешь! Нас же могут увидеть!
– Не паникуй, студент. Лучше помоги мне оттащить его в тихое место.
Люба вырвала из рук у бесчувственного Ложкина пластиковую карточку, при помощи которой отомкнула дверь служебного входа, и вместе с Максимом втащила субъекта в длинный коридор. Максим толкнул одну из дверей – и они оказались в подсобном помещении, забитом грязным бельем.
Усадив Ложкина на тюк вонючих простыней, Люба ударила его по лицу и произнесла:
– Подъем, солнышко! Твоя смена начинается.