Едва все стихло, сундук открылся, и над беглецом нависло улыбающееся лицо Дика.
- Ну, как тебе фокус? Давно научился, но никак не было случая опробовать. Здорово вышло, да? - он радовался как ребенок удачной шалости. - Я называю его "двойное дно". Давай, вылезай уже отсюда.
- Почему ты помог мне? - промямлил Клод, осторожно поднимаясь и разминая затекшие ноги. - Из-за фамилии?
- Твой отец спас мне жизнь, - сухо бросил ему спаситель. - Глаза, правда, пришлось лишиться, но у меня же их два! Вот, вернул должок.
- Но я не мой отец, - вздохнул Клод. - Не думаю, что он сказал бы спасибо за этот поступок. Он...
- Он твой отец, - угрюмо оборвал его Дик. - Много ты понимаешь... Идем, я отвезу тебя до перекрестка, а там решай, куда ехать, пока жандармы не нагрянули снова.
Клод только кивнул и пошел следом. Внизу Берта тоже как-то загадочно улыбнулась ему, отчего подумалось, что у отца связи куда обширнее, чем у полиции. Разрушенная мебель слишком быстро была прибрана и отчасти восстановлена, а от гнева хозяйки не осталось и следа. Но времени задерживаться не было - во дворе уже ждали оседланные лошади.
- Спасибо за приют, Берта, - только и успел кивнуть хозяйке Клод. В ответ она зарделась и сжала в кулаке фартук.
Светало.
Где-то на востоке небо отливало розовым, но чуть западнее еще лежала темно-синяя ночь. Клод вдохнул свежий утренний воздух и поежился.
- Сегодня будет ветрено, - указал Дик на ярко-красные полосы в небе.
Клод только кивнул и забрался на свою лошадь.
- Я поеду на юг, - сказал он неожиданно для себя. - Не провожай меня.
- Жандармы скоро вернутся, - ответил Дик, нимало не удивленный, будто и не слышал решение Клода. - Они не привыкли уходить ни с чем.
- Я знаю. Но буду уже далеко.
- Хорошо, - легко согласился Дик и оседлал свою низкорослую, но коренастую лошадь. - Запомни, как только тебе понадобится помощь, вспомни Одноглазого - и я появлюсь. Даже в таком забытом Богом месте, как Тремола.
- Я запомню, - кивнул ему Клод, дернул за поводья и выехал на дорогу. - Обязательно.
Зарисовка вторая. Тихий город
Солнце еще не успело доползти до зенита, когда Клод заметил, что дорога совершенно безлюдная. Лошадь, которую дала ему Берта, уже начинала выбиваться из сил, и вместо галопа они давно уже передвигались шагом, отчего в груди у всадника снова поселилось холодное и цепкое ожидание погони.
Дорога была прямая, без каких-либо побочных тропинок, ответвлений и расщелин. И совершенно заброшенная. Клод вспоминал, как однажды в детстве поехал с отцом в одну из деревень, зараженных оспой. Люди умирали там один за другим, а здоровые давно уехали, оставляя зараженных на произвол судьбы. К приезду врача уже некому было ездить по той дороге, ведущей в деревню: она стала зарастать травой и мелкими кустарниками, выбоины от копыт покрылись пылью, а в колеях от колес телег стояла вода. Маленький Клод ежился от страха под отцовским плащом, сидя в докторской карете. Он до сих пор помнил обезображенные оспинами лица, исхудавшие руки, хватавшие его за одежду, мольбы о помощи, о скорой смерти. И эта пустынная дорога вмиг воскресила в нем то, чего он вовсе не хотел вспоминать.
С холмов вдалеке начинал спускаться туман. Высокая трава вокруг уже немного утопала в молочном дыму, а скрученные стволы деревьев постепенно приобретали зловещие очертания. Солнце уже должно было подняться довольно высоко, но из-за тумана, наползавшего, как лавина, можно было различить только сияющий диск вдалеке. Решив дать лошади передохнуть, Клод спешился, отвел ее на ближайший луг и пошел по обочине.
В пыли и грязи еще виднелись нагромождения разных следов, в траве можно было разглядеть остатки пожиток, которые не успела поглотить черная земля. Город покидали в спешке - все, как и рассказывал Дик. Клод шел обратно их направлению, пока не уперся в столб, к которому оказалась прибита дощечка с неумело нарисованным черепом и скрещенными костями - предупреждение о смерти.
- Совсем как в детстве, - вздохнул Клод, снова перебирая непрошенные воспоминания, и на миг ему даже показалось, что он снова слышит поучающий голос отца.
- Не отворачивайся, - говорил он, когда маленький Клод в ужасе пытался сбежать от орды больных и умирающих. - Смотри на них, смотри на их болезнь, на их смерть. Они ничем не отличаются от тебя, помни это. Помогая им, ты помогаешь себе.
Но Клод прекрасно знал, что не в состоянии помочь ни себе, ни кому-то еще. Только животный страх переполнял его тогда, да, впрочем, и теперь.
- Боже милостивый, - торопливо прошептал он первое, что пришло на ум, силясь вспомнить слова молитвы. - Помоги мне.
Уединение его нарушило ржание лошади, и сердце тут же ушло в пятки. Обернувшись, Клод увидел свою лошадь, которая после трапезы отправилась искать всадника. Но стук копыт по сбитым камням напомнил ему о страхе быть пойманным, и, обуреваемый страстями, он вскочил на лошадь и поспешил дальше.
Обещанные полдня пути заметно растягивались. Туман укутал все плотным покрывалом, и очень скоро все вокруг дальше вытянутой руки покрылось пеленой. Лошадь, которую Клод про себя любовно окрестил Бусинкой за масть серую в яблоках, даже не пыталась идти чуть быстрее, чем шаг. Не в силах больше выносить тревожное ожидание и в стремлении усмирить его хоть какой-то деятельностью, Клод снова спешился и повел Бусинку под уздцы. Но едва они прошли пару метров, как лошадь встала на дыбы и чуть ли не вырвалась из рук. В недоумении Клод посмотрел по сторонам, но туман уже окружил их белой стеной. Еще пару метров спустя руки уперлись в решетку какого-то забора, и Клод понял, что где-то свернул с дороги. Бусинка снова поднялась на дыбы и заржала.
- Чего ты так боишься, милая? - спросил ее всадник, но в это же мгновение подул сильный ветер и туман на миг рассеялся.
Перед ними лежало старое кладбище. Стены древних фамильных склепов сплошь увивал плющ, кресты кое-где покосились или почти обрушились. На некоторых могилах виднелись истлевшие останки цветов. Среди всех выделялся свежий холмик, почти полностью покрытый белыми лилиями.
- Это всего лишь кладбище, Бусинка, - ласково погладил Клод лошадь по шее. - Тут некого бояться.
Но Бусинка не желала успокаиваться. Она била копытом и все еще норовила снова встать на дыбы. Поняв, что лучше скорее вернуться на дорогу, Клод было развернулся, но тут краем глаза заметил какое-то движение в ворохе лилий. Присмотревшись, он заметил белый пушистый хвост, похожий на лисий.
- Это все из-за "Лисьей норы". Мерещится теперь, - одернул он сам себя и решительно пошел к дороге, пока туман не опустился снова. Но стоило ему отвернуться от кладбища, как белая стена обступила их, будто никуда и не пропадала.
Дорога под ногами появилась так же незаметно, как и исчезла. Сообразив, что кладбище обычно располагается недалеко от города, Клод, воодушевленный близостью цели, шел куда быстрее, и Бусинка, успокоившись, покорно шла следом за ним.
- Мы уже совсем близко, - приговаривал он то ли себе, то ли ей. - Скоро все будет хорошо. Скоро.
Постепенно из тумана перед ними выросли каменная стена и дубовые ворота города, запертые на засов снаружи. Прямо под воротами дремал какой-то щуплый старик в лохмотьях, больше походивший на бродягу. Оставив Бусинку, Клод подошел к воротам и осмотрел засов. Похоже, его опустили в тот же день, когда последние люди покинули Тремолу, а было это очень давно. Дерево давно рассохлось, а сам засов казался вросшим в пазы.
- Придется искать другой вход, - решил про себя Клод и повернулся к лошади.
- Н-не придется, - возразил ему бродяга, поднимаясь с земли. Ростом он оказался заметно выше Клода, худощавый, но полон какого-то непонятно откуда взявшегося достоинства. - За-за-зачем тебе Т-тремола, п-парень?