- Да, приехал позавчера, - ответил он, тщательно вырисовывая овал лица, подбородок и скулы.
- Давно у нас не было приезжих, - вздохнула девушка. - В магазине моего отца сплошь запустение и убытки, а все из-за отсутствия новых людей. Процветают только торговцы на рынке, а бедные ремесленники остаются бедняками.
- А чем занимается Ваш отец? - Клод спрашивал из простой вежливости, его куда больше занимал процесс рисования.
- Он гробовщик, - пропела девушка таким нежным голосом, что до художника не сразу дошел смысл сказанного.
- Он... Что?
- Кто-то же должен этим заниматься, - пожала она плечами. - Не такая уж и плохая работа, на самом деле...
- Но почему у вас нет заказов? - изумился Клод, на секунду отрываясь от работы. С губки в его руке вода капала на камни мостовой. - Это же... Это... Естественно.
- Кто знает? - девушка пожала плечами, перекидывая свою длинную косу на другое плечо. Но потом спохватилась, и вернула ее обратно. - С тех пор, как ушла лихорадка, в отцовской конторе не было клиентов. Может, это и хорошо в целом, но не для нас...
Клод не нашелся, что на это ответить. Он решил, что продолжать беседу не стоит и только углубился в рисование. Понимая, что полноценный портрет требует больше суток работы, Клод мысленно благодарил Абрама за то, что этюдник в основном был наполнен акварельными красками, а в углу было специальное углубление для стакана воды и губки, чтобы смачивать лист. Он рисовал, пытаясь уловить ускользающее очарование девушки, подсвечивая ее каштановые волосы жженой охрой, а губы окрасив кармином. Не прошло и часа, как портрет был готов.
- Очень красиво, - восхитилась натурщица. - Будто это и не я вовсе.
Клод лишь скромно улыбнулся в ответ, готовясь снова погрузиться в свои мысли и воспоминания, но сделать это ему не дали. Стоило девушке отойти, как к нему подошел сгорбленный высохший старичок.
- Да ты никак художник, сынок! - удивился и одновременно обрадовался он.
- Он самый, - согласился Клод и сразу же озвучил цену. - Пять су.
Но клиент уже с радостью опустился на стул, ссыпая мелочь в стакан.
- Нарисуй мне портрет, чтобы хоть было что на надгробии оставить, кроме имени, - попросил он, пробуя немного выпрямиться и приосаниться. Но несколько минут спустя спина его снова сгорбилась и округлилась. - Эх, жаль, жена моя не видит меня сейчас...Да ты, видать, не местный, парень? У нас давно художников тут не появлялось.
- Да, недавно приехал, - кивнул Клод, смачивая новый лист и выбирая самые теплые цвета акварели: гуммигут, сепию и излюбленную желтую охру.
- И как же тебя занесло? - удивился старик. - Тихая гавань из Тремолы так себе. Говорят, Черная лихорадка возвращается - недавно опять нашли труп в Мориламе, а это ох какой дурной знак! Да только мне бояться нечего, моя Вера в прошлую эпидемию ушла, а я, видать, сейчас за ней...
- Давно это было? - участливо спросил художник. Рисовать старика оказалось куда сложнее, чем девушку: паутинка морщинок становилась тем больше, чем больше Клод ее разглядывал.
- Да уж давненько, - закивал он. - Помню, страшное время тогда было. Мы жили на левом берегу - там было хорошее место, только для самых знатных семей. Там было родовое поместье семьи Веры - я ведь сам приехал в Тремолу только из-за нее. Да... Моя семья осталась в Марроне, сколько лет я их не видел? Им не по душе была и Вера, и моя женитьба, мол, не ровня. Но ей было все равно. все равно...
- А дети у вас были? - поинтересовался Клод, выводя орлиный профиль старика на фоне лазурного неба.
- Нет, - он немного покачнулся на стуле и закрыл глаза. - На то была божья воля... На все в этом мире его воля.
- И даже на Черную лихорадку?
Старик широко распахнул глаза и уставился на Клода так пристально, что тому стало не по себе.
- Господь насылает нам испытания, чтобы укрепить веру, - быстро забормотал он. - Это кара! Кара всем безбожникам и еретикам! Только те, кто верует искренне, будут спасены, даже пораженные, - они спасутся в объятиях ангелов!
Клод снова застыл с кисточкой в руках, испытав странное дежавю.
- Я не хотел, - сказал он, но слова были похожи на какой-то слабый лепет. - То есть, да. если вера крепка...
- Вот именно! - старика это будто бы удовлетворило. - Только вера... Вера...
Он снова покачнулся на табурете и едва не упал навзничь, в последний момент спохватившись и открыв глаза.
Клоду было не по себе от его разговоров, поэтому новую тему он развивать не стремился. Едва портрет был закончен, он просто молча отдал рисунок в сухие сморщенные руки старика.
- Ты талантливый парень, - сказал он. - Если смог сюда приехать, то и уехать тоже сможешь. Послушай старика, уходи, пока еще терять нечего.
- Ой, да хватит Вам парнишку-то пугать, - оборвала его грузная женщина, одетая в розовое платье, расшитое бисером, и крепко держащая за руку чумазого парнишку лет шести. - Давайте уже, освобождайте место! - свободной рукой она легонько подталкивала старика, пытаясь усадить на стул свое дитя. - А ты, дорогуша, нарисуй мое солнышко, да красиво чтоб, я тебе деньги плачу! - приказала она Клоду, высыпая монеты в кружку.
Но желание матери на мальчугана не распространилось, потому что усидеть на месте он ну никак не мог: то и дело порываясь убежать к друзьям, плещущимся в фонтане, он постоянно ерзал на стуле, ковырялся в носу и дергал мать за юбку, которая тем временем разглагольствовала:
- Вот послушаешь этих стариков, так хоть помирай завтра - так все плохо! Что за чушь иногда несут! Ну какая может быть Черная лихорадка? Кто это придумал? Я вчера беседовала с моей дорогой Люсьеной, а она, ну Вы не поверите, знает абсолютно все! Так вот, она утверждает, что это просто кто-то наверняка увидел дурной сон и теперь селит панику в горожанах. Да пусть даже и увидели ночью лису, а такой скандал устроили, будто война началась. Тьфу! - она смачно сплюнула на мостовую и вытерла рот кружевным платочком. - Кстати, у Люсьены просто очаровательная новая шляпка с павлиньими перьями - говорят, это сейчас новая мода...
От обилия информации и попыток поймать хоть какую-то позу ребенка, Клод весь взмок. Едва ли успевая закончить лицо, он пропускал половину тирады женщины мимо ушей, и к моменту ее вопроса почти закончил большую часть портрета.
- Ну как там портрет, готов уже?
Клод отрицательно покачал головой, но женщина бесцеремонно зашла ему за спину и оценивающе смерила взглядом портрет.
- Чудно! - выкрикнула она, хлопнув в ладоши. - Мой зайчик вышел почти таким же очаровательным, как и в жизни, - восхищалась она, выхватывая лист с этюдника.
- Он ведь еще не закончен! - попытался возразить Клод.
Но женщина просто отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
- Неважно, мне и так все нравится. Я буду Вас советовать подругам. Идем, Жером! - цепкой рукой она схватила сына, собравшегося было сбежать, и потащила его в сторону цветочных магазинов и портных лавок. Клоду показалось, что грусть в глазах мальчонки ничуть не уступает по глубине печали в глазах недавнего старика.
После женщины с ребенком клиентов почти не было, и Клод снова погрузился в раздумья. Он вспоминал Аурелию, как в детстве он нарисовал кучу ее портретов, но ему не нравился ни один, а она хранила их все. Та, первая подошедшая к нему девушка выглядела так, как, наверное, выглядела бы Аурелия сейчас, если бы...
- Ну и как успехи? - спросил Абрам, высыпая на ладонь содержимое стакана и пересчитывая.
Клод встрепенулся и обнаружил, что уже стемнело. Площадь опустела и выглядела теперь одиноко и непривычно. В дальнем конце виднелся человек с лестницей и факелом, зажигающий фонари. Вода в фонтане отражала редкие огоньки, зажигаясь изнутри синхронно со свечами в фонарях.
- Держи, - сказал ему Абрам, высыпая на ладонь семь монет. За эти деньги едва ли можно было купить хлеб да кусок сыра на завтрак. Клод крепко зажал в кулаке деньги и набрался храбрости, чтобы спросить.