– Правда? – искренне удивился детектив. – А почему?
– Ингершам – проклятый город, – с неохотой сказал предводитель. – В нем поселился дьявол.
– Ну-ну, – Сигма вытащил из кармана горсть монет, объяснитесь.
– Э! – ответил ему собеседник. – Я все сказал: дьявол есть дьявол.
– Мы бедны, как церковные крысы, – выкрикнула одна из женщин резким голосом, – но это не мешает нам любить наших детей, и мы не хотим видеть, как они умирают от страха!
– Мы застряли на этой проклятой Пелли, – проворчал предводитель, – но ночью нас уже здесь не будет.
Триггс опустил пару шиллингов в пустую ладонь цыгана и жестом показал, что ждет продолжения.
– Сэр, даже вам не следует здесь оставаться, после захода солнца надо опасаться встречи с Быком.
– Быком?
– Вы не из местных? И ничего не знаете?
Триггс подтвердил, что он приезжий.
– Вы знаете мэра, сурового Чедберна? Не говорите ему о нашем разговоре, – умоляюще произнес цыган. – Он рассвирепеет и постарается наделать нам кучу неприятностей. Мэр не любит, когда говорят о Великом Страхе Ингершама.
– Бык… Великий Страх… – недоуменно повторил Триггс.
– Страх есть страх, и его не объяснить, – продолжил цыган. – Мне кажется, каждый чувствует приближение дьявола; Бык – кошмарный зверь, призрак, у него бычья голова, он изрыгает огонь, рога у него с молодое дерево, а глаза… глаза…
Молодая цыганка собрала детишек вокруг себя, словно наседка, и Триггс заметил, что, несмотря на грязь, они были прелестны, как амурчики.
– Они могут умереть от голода, такова их судьба, но я не хочу, чтобы им, как кроликам, пускали кровь всякие чудовища! Никогда! – Она с ненавистью погрозила далеким башням ратуши, чьи золотые конусы горели в лучах жаркого солнца.
Раздав множество мелких монет, Триггс направился к «Красным Букам», спрашивая себя, что же он, собственно говоря, узнал.
После чая с сандвичами и кексами, которые примирили Триггса с его желудком, мисс Лавиния Чемсен предложила гостю послушать музыку в ее «святилище».
Триггс с трудом подавил в себе желание взбунтоваться – он любил только военные марши и с тревогой подумал, что дым его трубки не очень-то подходит к атмосфере «святилища» мисс Лавинии.
Однако нашел в себе силы улыбнуться и сказать, что восхищен.
– Как вы находите мой маленький музей? – жеманно спросила мисс Лавиния, когда они прошли в «святилище».
Слово «музей» поразило Триггса, ибо в памяти его тут же возникла унылая галерея Кобвела. Он ответил:
– Вы мне кажетесь поклонницей искусств и античности. Вот и бедняга Кобвел…
В глазах девушки показались слезы.
– Вы верно сказали «бедняга», мистер Триггс, – печально молвила она. – Мы его очень любили, мистер Кобвел всегда делал нам скидку.
– Он умер престраннейшим образом.
Мисс Лавиния вздрогнула.
– О да! Я спрашиваю себя…
Она умолкла и отвернулась, но гость проявил настойчивость:
– Вы что-то хотели сказать, мисс Чемсен?
– Говорят, он умер от страха. Что же могло ужаснуть его до такой степени? Человек он был мирный и спокойный, ему нельзя было отказать в некоторой практической сметке, несмотря на неумеренную страсть к старым вещам; по правде говоря, я разделяла с ним его тяготения к античности. Но… умоляю вас, мистер Триггс, не повторяйте моих слов мистеру Чедберну.
– Вы мне ничего не сказали, мисс Чемсен, – мягко возразил Сигма.
– А что я могу сказать, коли, ничего не знаю. Но господин мэр сердится, когда об этом говорят.
«Чедберн, – подумал Триггс, – любит, чтобы люди держали рот на замке, когда речь идет о спокойствии городка».
– Я вам сыграю…
Пианино издавало меланхолические звуки, которые едва не усыпили гостя. Наконец, мисс Лавиния звучным аккордом завершила игру.
– Наступает вечер, – сказала она. – С вашего места видна Венера – прямо над вершиной итальянского тополя. Я называю веранду «святилищем» не из-за прелестных вещичек и нескольких музыкальных инструментов, а за вечерние красоты, которыми любуюсь отсюда. Я вижу, как на пустошь опускаются первые тени, как из-за песчаных дюн Миддлсекса восходит луна, как становятся синими, а потом черными золотые кустарники, как падает ночь. Может, приказать Тилли принести лампу, мистер Триггс?
Он сообразил, что утвердительный ответ огорчит хозяйку, и заявил, что с большей радостью будет наслаждаться сумерками.
– Ах, какое счастье вы мне доставляете! – воскликнула девушка. – Скоро, когда запад окрасится в акварельно-розовый цвет, над домом пролетит козодой. Тилли говорит, что он приносит несчастье, но я не верю этому. Вы слышали песню про козодоя? Я перевела ее с немецкого, послушайте.
Ночь пала на землю; детектив даже удивился, как быстро растворилась в полной темноте пустошь, и пришел в замешательство, почувствовав на своей руке ладонь мисс Чемсен.
Она была влажной, и Триггс ощутил сладковатый запах ее пота.
– Не проговоритесь, – шепнула девушка, совершенно невидимая в темноте, – никогда не проговоритесь мистеру Чедберну, что я пишу стихи. Он не любит и не понимает подобных вещей. Увы, это заурядный человек.
По стенам скользнул желтый отсвет, и появилась Тилли Бансби с керосиновой лампой в руке.
– Не сидите в темноте, – проворчала она, – темнота притягивает нечистую силу. Скажите, мисс Лавиния, а куда подевалась мисс Дороги?
Мисс Чемсен вскрикнула от ужаса.
– Как, Дороги нет дома? Она опять ушла на пустошь. Боже, когда-нибудь с ней обязательно приключится несчастье!
– Какая опасность может подстерегать ее на Пелли – вмешался в разговор мистер Триггс. – Ну, заблудится или свалится в канаву.
– Нет опасности! – вскричала старая Тилли. – Хотелось бы посмотреть на вас, уважаемый сэр! Уже не в первый раз мисс Дороти…
– Замолчите, Тилли!
– Хорошо, хорошо, молчу, тем более что меня здесь никто не слушает. Поступайте как хотите, мои красавицы, но завтра же я покину этот дом и, клянусь своей доброй репутацией, ногой не ступлю больше на эту чертову пустошь.
Вдруг Лавиния протянула дрожащую руку к стеклам.
– Что это?.. По пустоши словно бегут огоньки?
Тилли заорала от ужаса.
– Люди, лошади… Они там… Существа!
Триггс выскочил на крыльцо и с удивлением воззрился на странный спектакль.
Три смолистых факела горели рыжим пламенем и бросали зловещие отсветы на группу людей в лохмотьях с корзинами и посохами в руках. Они тащились за двумя скрипучими кибитками, Которые с трудом влекли тощие клячи.
– Не бойтесь, – воскликнул детектив, – это цыгане! Они стояли в долине и направляются в Миддлсекс! Я им скажу пару слов.
Предводитель, шедший во главе процессии, узнал его.
– Мы уходим, – прокричал он, – здесь плохо!.. Уходите с нами!
– Что случилось? – спросил детектив.
– Дети видели Быка! – крикнула одна из женщин. – Он хотел унести мою крошку Типпи!
– И «существа» идут! – поддержала ее другая. – Мы их чувствуем… Там «существа»! Надо уходить!
– Сэр, – сказал на прощание человек с головой хищника. Я вас предупредил, поскольку вы щедры и добры. Ничего больше я добавить не могу. Мы уходим!
Они двинулись дальше. Триггс, ошеломленный больше, чем сам признавался себе, смотрел, как тает во тьме пламя их факелов. Вскоре они скрылись из глаз.
– Дороги! О, Дороги! – рыдала мисс Лавиния. – Я боюсь за нее!
И туг тишину разорвал пронзительный вопль.
– Это Дороти! – закричала Лавиния, падая на колени. Боже! Защити ее!