- Есть хочу, - чтобы заставить рот издавать звуки, пришлось напрячься: сообразить, что для этого нужно шевелить губами удалось не сразу.
- Сейчас, милая.
Воздух зашевелился, запахло чем-то одуряюще несъедобным.
- Держи, - в губы ткнулось, негромко стукнув по зубам. В рот полилась плотная струйка вязкой жидкости.
Ледяная пустота в желудке довольно заурчала, кинулась навстречу обжигающему теплу. Глоталось жадно, торопливо. Стекавшая по подбородку струйка значения не имела: она была гораздо тоньше той, что проваливалась в голодную бездну внутри тела. Бездна урчала, принимая подношение, но голод и не думал утихать.
- Есть хочу, - во второй раз слова дались легче.
- Я могу принести еще бульона, - растерянно ответил воздух.
Тяжелая, густая волна гнева выплеснулась из бездны, обжигая холодом.
- Это не еда! - Тычок, звон бьющейся посуды.
Тали подскочила на кровати, сжимаясь в комок. Знакомую комнату тускло освещал ночник, выхватывая на белом потолке круг с перечеркивающей его почти точно пополам балкой. В комнате пряно пахло куриным бульоном и еще чем-то затхлым и неприятным. Будто бы сыростью, но не такой, как в лесу после дождя, а такой, как в старом подвале с протекающими трубами.
Мама стояла у кровати, прижимая руки к груди. Осунувшееся лицо, новые морщинки вокруг губ, мокрое, жирно поблескивающее в свете ночника пятно на блузке, крохотная слезинка, застывшая в уголке левого глаза.
- Ма, что случилось?
- Тали, ты... - мама всхлипнула, кинулась к Тали, протягивая руки.
Между большим и указательным пальцами правой ладони показалась тонкая струйка крови, сочившейся из свежего пореза.
- Есть хочу!
Внутренности разорвало миллионом ледяных ножей, завязало в тугой узел, а потом разорвало еще раз. Рот наполнился густой, почти сухой слюной, на губах отчетливо проступил солоноватый привкус.
- Да-ай! - это слово удалось почти прорычать.
Еда была так близко! Руку протяни - достанешь. Главное - дотянуться, схватить, вонзить зубы, позволяя горячему живительному потоку хлынуть в горло. А потом глотать, глотать, глотать, жадно захлебываясь и причмокивая от удовольствия.
Болезненный удар отбросил назад. Твердый угол впился в спину, вышибая часть голодного льда наружу. Из горла вырвался разъяренный визг.
- Молчать, тварь! - Второй удар заставил зубы клацнуть, а голову мотнуться назад, врезаясь макушкой в твердое. - Еще одно резкое движение, и упокоишься без обеда. Навеки!
Он сильнее. Следует подчиниться.
Голова сама покорно склонилась, взгляд уперся в носки начищенных до блеска ботинок, а послушно проглоченный визг заклокотал на дне гортани приглушенным рычанием.
***Два месяца и девять дней назад***
Темный силуэт склонялся над ней, лицо, прячущееся в тенях, приближалось.
Тали не чувствовала боли, лишь соленоватый привкус быстро остывающей крови на губах.
Она знала, что умирает. Страшно не было, было обидно, что так. Что столько бессонных маминых ночей, столько усилий врачей - все пошло коту под хвост. Тали почти выздоровела, остался один рывок, нужно лишь где-то раздобыть денег на последний курс лечения. Именно поэтому они и приехали в этот дурацкий город.
Тали знала, что все пойдет не так, у нее с самого начала, с момента, как они сели в автобус, было дурное предчувствие. Но чтобы так, из-за ее, Талэйны, глупости? Ну вот что она себе навоображала, почему в панике кинулась убегать от того дяденьки? Черная рука - п-фф! Всего лишь обычная человеческая рука в перчатке.
- Спокойно, малышка. Сейчас я тебе помогу, - мужской голос раздался над самым ухом.
Мостовая выскользнула из-под щеки, мир сделал пируэт и повернулся к Тали темно-беззвездным небом, на котором туманно расплывался тонкий серп луны. Силуэт наклонился ниже; чиркнул кремень зажигалки, озаряя лицо.
Если бы Тали смогла закричать, то она обязательно закричала бы. Из зимних теней выступило ее собственное лицо. Злое, с голодным взглядом белесо-синих глаз, перекошенное в какой-то хищной ухмылке.
- Потерпи немного, - выплюнули ее собственные губы, точно ругательство.
Прохладные сильные ладони обхватили голову Тали, гася жар ужаса, в который ее бросило.
Тихий хруст позвонков.
Темнота.
***Месяц и три недели назад***
- Почему ты не сказала, что она моя дочь?
- А с чего ты взял, что твоя?