— Тысяча извинений за то, что я вновь столь неожиданно появляюсь у вас, но сыновья рассказали мне о ваших гостях, и я не мог упустить возможность самому их увидеть.
Взгляд герцога обежал собравшихся за столом. Кто из них Дзинти, можно было без труда догадаться по экзотичным, ярких расцветок одеждам. На Джорджию Никколо не обратил никакого внимания, приняв ее за еще одну представительницу семейства Паоло. Зато разобраться, куда следует отнести Лючиано и Детриджа, оказалось сложнее. Судя по их одежде, к конюшням они не могли иметь отношения.
— Позвольте представить наших гостей, — заговорил Паоло. — Вас, несомненно, привлекла музыка Дзинти, или манушей, как они предпочитают себя называть — Рафаэллы и Аурелио Вивоиде.
Мануши поднялись, почтительно приветствуя герцога. Дружелюбным жестом Никколо попросил их сесть.
— А это два других наших почтенных гостя из Беллеции, — спокойно продолжил Паоло. — Доктор Гульельмо Кринаморте и его сын Лючиано.
Последовали новые поклоны, а затем герцог представил собравшимся своих сыновей. Ум Никколо лихорадочно работал, стараясь понять, каким образом эти два беллецианца сочетаются с конюшнями Овна. Имена их не были знакомы герцогу, и всё же что-то в этих людях затрагивало какие-то дальние уголки его памяти. Как не раз случалось и прежде, герцог чувствовал, что в Овне происходит нечто, о чем ему следовало бы знать.
Пока длились взаимные представления, Фалько стоял, опираясь на костыли и глядел на счастливое семейство с той же жгучей завистью, что и Джорджия незадолго перед этим. Девочка была тронута горькой печалью, очевидно читавшейся на лице Фалько. Хотя его семейство и властвовало в Талии, оно не в силах было сделать Фалько здоровым. Сомневалась Джорджия и в том, что трапезы во дворцах ди Кимичи носили такой же теплый и непринужденный характер, как завтрак в этой кухне.
Фалько передвинулся так, чтобы сесть на скамью рядом с Аурелио.
— Вы сыграете нам? — прошептал он. — Мы столько рассказывали о вас отцу.
Аурелио нахмурился. Джорджия поняла, что музыкант готов отказать, но Рафаэлла прошептала ему что-то, и он передумал.
— Я не отправлюсь к вам во дворец, — предельно вежливым тоном проговорил он, обращаясь к Никколо. — Мы не менестрели. Мы играем для собственного удовольствия. Тем не менее, мы ценим истинных любителей музыки, а сын вашей светлости, несомненно, принадлежит к ним. С разрешения синьора Паоло, я сыграю у него во дворе и буду рад, если вы останетесь послушать меня.
Никколо это не слишком понравилось, но он знал, что спорить бесполезно. Ди Кимичи вышли во двор, где Тереза уже расставила для всех скамейки и стулья. И полились звуки музыки, подобной которой никто никогда не слышал в округе Овна.
Музыка всё еще длилась, когда Лючиано, подозвав жестом Джорджию и Чезаре, прошел вместе с ними в конюшню.
— Ну, какого вы теперь мнения о ди Кимичи? — спросил он.
— Младшие, по-моему, совсем не такие, как их отец, — сказал Чезаре.
— Хотел бы я знать, можно ли доверять им, — проговорил Лючиано. — Младшие и впрямь выглядят порядочными ребятами, но герцог Никколо… Я уверен, что именно он отдал приказ убить мать Арианны. На его руках кровь.
— И не впервые, — заметил Чезаре. — Нам в Реморе уже приходилось и прежде слыхать подобные истории.
— Но ведь то, что ты познакомишь их со своим Родольфо, не причинит никакого вреда? — спросила Джорджия. — Я имею в виду, что, так или иначе, он вряд ли сумеет чем-то помочь Фалько.
— Могу сказать тебе только одно, — ответил Лючиано. — Если Родольфо может что-то сделать, он не откажет в этом из-за того, что Фалько принадлежит к ди Кимичи.
В толпе прохожих, останавливавшихся в то утро, чтобы послушать игру на арфе, никто не обращал внимания на невысокого коренастого мужчину в грязном синем плаще. Энрико, естественно, последовал за покинувшими папский дворец Никколо и его сыновьями. Представлялся к тому же удобный случай поближе присмотреться к конюшням Овна. Он проскользнул между слушателями во двор, а там пробрался к задней стене конюшни, намереваясь, пока все поглощены музыкой, проверить, что там творится с лошадьми.
Энрико приложил глаз к дырке от выпавшего из доски сучка и увидел трех совещавшихся о чем-то подростков. Двое были те, за которыми он следил до самой Санта Фины, а третьим — тот, с которым он видел их на площади, где они впервые встретили музыканта. Энрико хорошо знал, что это ученик сенатора Родольфо из Беллеции, но, тем не менее, шпиону стало не по себе, когда он увидел его так близко от себя.