Звук, донесшийся со стороны ложа, разбудил Лючиано, хотя всё еще была глубокая ночь. Фалько сидел в постели, выпрямившись и глядя прямо перед собой. Затем он опустил взгляд на кружева своей ночной рубашки и его начала бить дрожь. Лючиано сел рядом с мальчиком и обнял его.
— Что случилось? — спросил Лючиано.
— Это… это не поддается описанию, — ответил Фалько. — Мир чудес.
Он повернул колечко на своем пальце,
— И ты лучше себя там чувствовал? — спросил Лючиаио,
— Всё было так, как ты и говорил. Нога так и осталась исковерканной, но большую часть времени я чувствовал себя гораздо лучше, чем здесь. И я уверен — в таком месте обязательно найдется магия, которая сможет излечить меня.
— Не магия, а наука, — поправил Лючиано и вспомнил, как когда-то он произнес эти же слова, обращаясь к Родольфо. Только теперь в нем уже не было прежней уверенности.
Глава 17
Перемещение
Было очень тяжело сидеть и наблюдать за тем, как Фалько исчезает из комнаты. Всё в Джорджии толкало ее на то, чтобы схватить талисман и отправиться вслед за мальчиком. Но она знала, что Лючиано встретит Фалько в Реморе, а сама она не могла позволить себе исчезнуть среди бела дня. Собственно говоря, она уже слышала, как Мора зовет ее. Придется подождать до ночи и только тогда выяснить, как же всё прошло в Санта Фине.
— О Джорджи, — сказала Мора, заглядывая в дверь. — Мне таки не показалось, ты действительно уже вернулась. Как там Британский музей?
— Отлично, — ответила Джорджия. — Сделала кучу заметок. — Она неопределенно помахала перед матерью своим блокнотом.
— А зачем ты притащила сюда старые тросточки Наны? — чуть нахмурившись, спросила Мора. Джорджия виновато вздрогнула. Тросточки всё еще стояли, прислоненные к кровати.
— Воспользовалась ими, чтобы лучше прочувствовать то, что буду писать в сочинении, которое нам задали по английской литературе, — быстро ответила она, сама удивляясь, как легко эта ложь сошла у нее с языка. — От нас потребовали на каникулах написать что-нибудь от лица Ричарда Третьего — Хромого калеки. — Слава Богу, именно эту шекспировскую трагедию она выбрала для самостоятельного изучения.
— Инвалида, — машинально поправила Мора. — Всё это очень хорошо, но разрешение спросить все-таки следовало.
— Извини, — сказала Джорджия. — Я не думала, что ты будешь возражать.
— Я и не возражаю. Но ты не перехватываешь немного с занятиями? Сначала самостоятельная работа по древним цивилизациям, а теперь еще и сочинение. У тебя же, не забывай, первый день каникул.
— Но я ведь завтра на две недели уезжаю в Девон, — сказала Джорджия. — Не буду же я заниматься у Алисы школьными заданиями?
Мора внимательно посмотрела на нее.
— Тут ты, пожалуй, права. — Еще через мгновенье она добавила: — Ты вынула колечко из брови. Надоело?
— Нет, — ответила Джорджия. — Просто немного натерло, и я решила на время снять его и промыть медицинским спиртом.
— Без него ты намного лучше выглядишь, — заметила Мора. — И в Девоне я бы не стала его носить. Папа Алисы может принять тебя за панка. И волосы у тебя заметно отросли. Странно, что ты не захотела подстричься перед поездкой.
Джорджия вздохнула.
— Колечко я вставлю, как только то место перестанет беспокоить. Не думаю, что папа Алисы обратит на него хоть какое-то внимание. А какие эти две недели у меня будут волосы, не имеет значения. Всё равно, кроме Алисы и ее папы, там на них и смотреть будет некому. Подрежу, когда вернусь обратно.
Мерла стояла с поникшими крыльями. У нее не было возможности поупражнять их, и она всё еще тосковала по матери. Развивалась она необычайно быстро и уже не нуждалась в молоке Звездочки, но ела мало и заметно похудела.
— Надо будет начать выводить ее по ночам, — сказал Нелло, обращаясь к Энрико, всё еще остававшемуся в Санта Фине.
Энрико и сам пришел к тому же выводу. Риск, конечно, был, но какой смысл иметь крылатую лошадь, если она не сможет летать.
— Сегодня ночью я выведу ее, — сказал он.
Джорджия закончила собирать вещи и рано пошла спать. Попыталась пойти, во всяком случае. У Рассела на сей счет были свои соображения. Он торчал в дверях своей комнаты с тем самым видом, который всегда так пугал Джорджию. Вид этот означал, что Расселу нечего делать, и он ищет только повода, чтобы поиздеваться над Джорджией.