Фрагментарно мое знакомство с архивом Полонской началось с 1971 г., но оценить его масштабы оказалось возможным лишь в начале 1981-го, когда вместе с М.Л. Полонским мы готовили большую выставку для Союза писателей к вечеру, посвященному 90-летию Елизаветы Григорьевны (многие экспонаты этой выставки до сих пор еще лежат в тогдашних папках). Конечно, за тридцать последних лет архив в силу разных обстоятельств ужался, но он продолжает впечатлять, в чем пришлось убедиться летом 2006-го, когда с И.Н. Киселевым папка за папкой, лист за листом мы просматривали его в связи с подготовкой этой книги к изданию. Очень многое оказалось неоценимым для комментариев и вошло в них, еще большее число документов туда не вошло. Некоторые из «невместившихся» документов, которые существенно проясняют или поясняют некоторые важные сюжеты в «Городах и встречах», приведены ниже.
Сюжетов выбрано только три…
Наташа — партийная кличка Маруси, т. е. Марии Николаевны Левиной-Пумпянской-Киреевой; она была из самых давних и самых преданных друзей Елизаветы Полонской. Они познакомились и подружились в Париже в 1908 г., куда примерно в одно время и по одной причине бежали из Петербурга; их дружба продолжалась до смерти Полонской. Живя в разных городах, они регулярно переписывались и встречались. При этом с юности во взаимоотношениях десятилетиями сохранялось неизменное «вы». В годы Гражданской войны и в начале Отечественной жизнь М.Н. Левиной оказалась куда драматичней пережитого в те же времена Е.Г. Полонской. Убедиться в этом нетрудно из ее уцелевших писем.
Кошмары Гражданской войны начались для Левиной в самом конце 1917 г. — сразу после бегства из Петрограда, а потому начнем с открытки, адресованной «ЕВБ» (т. е. Ее Высокоблагородию) Елизавете Григорьевне Мовшенсон. Загородный, 12, кв. 6. Петроград; текст начинается отчетливым числом 10/XII; обратного адреса нет, но слабые штемпеля удается разобрать, они указывают год: 1917 и место: Александровск (теперь Запорожье).
«Милый Лизик, я на месте, через неделю после выезда из Петрограда. Итоги:
1) с рационалистической точки зрения — обогащение новыми впечатлениями беженства и внутреннего фронта, 2) с психологической точки зрения — роскошь, которую можно себе изредка позволить — пожить по инерции, не думая о судьбах Отечества, 3) с бытовой точки зрения — картина завоевания головотяпской республики донскими ковбоями, 4) с физиологической точки зрения — жру достаточное количество хлеба и прочего… Мораль — пропади они все пропадом…
Милый Лизик, пишите скорее о том, что с Вами, что Вы делаете? Как живете? Привет маме и Шуре [брату] и поцелуйте сына в розовую щечку. Bertie [сын М. Левиной] акклиматизируется в России настолько, что уже лепит снеговые бабы… Самой мне довольно погано — ну посмотрим, что будет. Целую, Ваша Маруся».
Гражданская война разметала многие семьи; Полонской повезло — все это время ее по-прежнему можно было отыскать по адресу Загородный, 12. И вот (лет через пять после открытки из Александровска) Полонская получила от Маруси недатированное письмо в конверте без обратного адреса. В семье Елизаветы Григорьевны кто-то собирал почтовые марки, на множестве уцелевших конвертов они содраны, а потому повреждены штемпеля и установить даты отправки и доставки писем — невозможно. Вот и с этого Марусиного конверта исчез передний штемпель, а задний не пропечатался. Нет на конверте и номера квартиры — отправитель его забыла и вместо него написала номер квартирного телефона (452—98). Из текста письма явствует, что оно отправлено из Москвы. Вот это письмо:
«Трудно мне начать писать Вам, Лизанька, после всего, что было за это время. Те события, которые разразились за это время, нельзя ни в сказке сказать, ни пером описать, и менее всего пером, вот почему я ничего кроме маленьких открыток Вам за это время и не писала (ни одной из них в архиве Полонской нет. — Б.Ф.). С начала 20-го года идет мой Sturm und Drang [Буря и натиск (нем.)], мобилизующий невозвратимыми потерями. Кажется, теперь и это кончилось и открыта торная дорога к мирному житию. Enfin, que sais-je? [В конце концов, я же могла это знать? (фр.)] Играть всем самым дорогим, иногда даже собственной жизнью во имя любознательности, — это неумно, но оно так было. Как об этом написать? Да и говорить об этом трудно. Факты Вам? Была на 2-х фронтах гр[ажданской] войны, потеряла сына, была на бешеной работе строительства на Кубани, сидела около года в тюрьме, да разве все расскажешь? Есть ли в этом смысл? Не знаю; я его, кажется, не ищу. Если бы не некоторые обязательства, добровольно взятые на себя, то лучший конец — это пуля в лоб, но пока надо подождать. Знаете, что мне очень хочется иметь? Мои карточки, альбомы, фотографии и книги. Я подсылаю к Вам некоего таинственного лемура, который попросит Вашего содействия по доставлению их из моей бывшей квартиры, если это еще возможно. Волею начальства ВЧК я была в Москве, и довольно продолжительное время, но волею тех же судеб попасть в Петроград не удосужилась. Сейчас еду опять на юг и в центр попаду не раньше, чем через год. К тому времени у меня облысеет голова и выпадут зубы. Думаю, что тогда я буду безопасна и терпима в хорошем обществе. Пока, голубчик, жму Ваши лапки, шлю привет всем Вашим и хочу знать что можно о Вас. Пишите скорее: Бахмут Екатеринославской губ. До востребования мне