А Федора Захаровна, закрыв глаза не спала. Она слушала свое тело, чувствуя, как с каждой новой секундой в нем остается все меньше жизни. Вот уже она не чувствует ног… Вот уже и руки ее не слушаются… Вот уже и губы мертвеют…
Но никакого страха в душе Федоры Захаровны не было, а было только сожаление.
Жаль ей было, что она уходит первой, и некому будет сидеть у постели Полины, вот как она сидит!..
В этот то самый момент и зашумела за окном та самая удивительная гроза.
Что-то ударило вдруг в сердце Федоры Захаровны.
И она, едва открыв рот, прошелестела:
- Полечка… Ты набери мне в кружечку дождевой водички… Захотелось мне попить дождика, как в детстве!..
И Полина Васильевна, приоткрыв окно, тут же исполнила просьбу подруги. Кружка в ее дрожащей слабой руке наполнилась в минуту – таким обильным был этот ливень. И такой свежестью повеяло из открытого окна! Полина Васильевна, впрочем, тут же плотно его затворила, чтобы не намочить шторы.
Федора Захаровна выпила чуть ли не половину полной кружки.
И сказала вдруг окрепшим голосом:
- Какая вкусная водичка! Поля, попробуй сама!
Полина Васильевна попробовала. Да и допила всю оставшуюся в кружке воду.
И после этого обеих подруг вдруг сморил сон. Федора Захаровна уснула в постели, а Полина Васильевна – в кресле рядом с постелью.
Проснулась Полина Васильевна внезапно, и тут же резво вскочила на ноги. Ей показалось, что Федорочка уже скончалась!
Но нет, ничего подобного!
Федора Захаровна не только не скончалась, но, наоборот, воспряла вновь! Она, забыв о недавней своей слабости, в длинной ночной рубашке с кружевами, стояла у окна, и с крайне заинтересованным видом глядела во двор.
- Федорочка! Ты, что ли, ожила?! – в изумлении вскричала Полина Васильевна.
Федора Захаровна с улыбкой обернулась к подруге.
- Полечка, я не только ожила, но решила, знаешь ли, пожить еще некоторое время! Проснулась, смотрю – ты спишь. Подошла я тихонько к окну, чтобы воздуху свежего впустить, а тут, смотрю, такая прелесть! Ну-ка, иди, глянь сама!
Полина Васильевна подошла к окну, выглянула… Да так и заулыбалась!…
- Какие лапочки! – воскликнула она.
В другом милютинском доме молодые супруги Власины после очередной безобразной ссоры проснулись ночью одновременно с одной и той же мыслью.
«Что же это я делаю?!» - подумал Олег Власин. – «Придираюсь к Лерке по мелочам, порчу настроение ей, себе, и лежу теперь как дурак, на диване один!»
И в теле и душе Олега возникло вдруг сладкое томление. Оно моментально усилилось, распространилось по всему его естеству, и ничего не оставалось Олегу, как встать, и направиться в спальню к жене.
Ему пришла в голову замечательная мысль поцеловать спящую молодую супругу, приласкаться к ней, а потом, может быть, и…
Однако почти одновременно с ним с теми же самыми мыслями проснулась и его жена Валерия.
«Дура я, дура!.. – подумала она. - Придираюсь к Олегу по мелочам, порчу настроение ему и себе, и лежу теперь как идиотка, в кровати одна!»
И в теле и душе Валерии тут же разлилось сладкое томление. Оно моментально усилилось, распространилось по всему ее естеству, и ничего не оставалось Валерии, как встать, и направиться в гостиную к мужу.
Ей пришла в голову замечательная мысль поцеловать спящего молодого супруга, приласкаться к нему, а потом, может быть, и…
В дверях гостиной оба супруга и встретились.
И без лишних слов принялись целоваться и обниматься, воспламеняясь таким жарким любовным огнем, какого уже давно не испытывали. Сладость их поцелуев и ласк была тем более проникновеннее, что никакой одежды по ночам супруги не носили.
И вот, продолжая обниматься и целоваться, они как-то ухитрились вернуться в свою спальню, и там, на своем супружеском ложе, позабыв о всех прежних спорах, разногласиях и расчетах, в сладчайшей любовной игре не только принесли друг другу целый океан радости, но и зачали своего первого ребенка. Всего детей у них будет пятеро. Впрочем, это выяснится несколько позже…
Еще в одном милютинском доме шестнадцатилетняя Лена Проскурина, она же Пинк, подошла поздним вечером – примерно через час после той грозы - к зеркалу и критически себя осмотрела, даже высовывая язык.