Шохов это понял сразу. Он тоже ведь смотрел через окошко за Васиными сборами (соседи все-таки), переворашивая в памяти прошедшие дни, месяцы, годы. И везде рядом с ним, как теперь оказалось, был Вася Самохин, начиная с той сверкающей весны, когда воткнул он в снег свою наивную самоуверенную фанерку.
Как крыса с корабля...
У Шохова от тяжкого предчувствия сердце зашлось. Как теперь станут они жить? Чем держаться, если еще до сего дня спайкой да кучкой лепились, потому что верили друг другу? Выпало звено из цепочки, а как остальное укрепить? Да и нужно ли укреплять?
Тамара Ивановна за спиной Шохова стояла. Все-видела, все понимала.
— Уехал? Ну и скатертью! — произнесла спокойно.
Шохов ничего на это не ответил.
— Не переживай,— она мягко тронула за плечо.— Кому хочется, пусть бегут. Мы-то с тобой все равно до конца!
«До какого конца?» — чуть не крикнул он, но сдержался. Острая морщинка прорезала вертикально переносицу, что бывало у него при крайнем напряжении.
Без слов надел резиновые сапоги, куртку и прямиком направился к самохинскому дому, резонно считая, что сейчас и другие подойдут туда.
Он не ошибся. Собрались так быстро, как бывает в минуты крайней опасности. Все были взбудоражены отъездом Самохина. Бестолково толклись перед домом, заглядывали вовнутрь.
Один дядя Федя, как всегда невозмутимый, сухонький, коряжистый, мусолил во рту папироску и смотрел на дом, где все было порушено мстительной рукой бывшего хозяина.
— Ишь, рубака! — ругнулся как бы про себя.
Галина Андреевна стояла побледневшая, не сводила глаз с окошек, тоже с побитыми стеклами. Дед Макар, обычно уравновешенный и даже насмешливый, сейчас был возбужден и повторял бессмысленно:
— Ах, Вася! Ах, Вася!
Все знали, что они пикировались с Васей постоянно, но простодушный дед все прощал Васе и даже по-своему его любил.
Особенно были напуганы Коля-Поля. Галина Андреевна углядела полуобморочный взгляд беременной Поли, а уж ей-то волноваться было никак нельзя: баба на сносях!
Она подхватила молодую женщину за плечи и повела ее от дома, но слышно было, как Поля надрывно спрашивала: «А куда мы поедем? А мы?» Коля неуверенно поплелся сзади, не зная, как себя вести, догонять ли ему женщин или дать им выговориться и отвести душу. Было слышно, как Галина Андреевна произнесла: «Никто никуда не поедет. Мне тоже, как и вам, некуда бежать. Будем страдать вместе. Вместе. Я вас не брошу».
Как только объявился Шохов, все взгляды обратились к нему. Будто он один знал, что в таких случаях надо говорить людям и чем их поддержать.
— Ишь, рубака! — повторил дядя Федя сквозь потухшую папироску.— Видел, Афанасьич?
Кто-то выкрикнул:
— Вася поработал!
— А чего ему, он новую мебель теперь купит. У него двухкомнатная!
— А не трех?
— Кто же ему даст три комнаты?
— А кто вообще дает?
Шохов не смотрел на людей, а смотрел на побитые окошки, на валявшиеся обломки мебели, разбросанные у порога. Он уже взял себя в руки, но говорить не торопился. Надо было послушать других. Разговор, немного бестолковый, кружил все по одному месту: что там Вася получил, да каким образом, законным или незаконным путем? И почему так срочно выехал, знал ли что-то неизвестное другим? Если знал, мог бы и предупредить.
— Да ничего он не знал!
— А зачем ему, у него Нелька беспроводное радио!
— И Нелька ничего не знала.
— Врет она. У них на работе чертежи есть.
— Может, у кого и есть, но не у ней. Невелика шишка!
— Но делать что-то надо? Ведь правда?
Все сошлись, что надо что-то делать, и обратились теперь к Шохову:
— Афанасьич, как ты считаешь? Надо что-то делать? Писать?
Шохов раздумчиво повертел головой, что могло обозначать и да и нет.
Он поискал глазами Галину Андреевну, не вернулась ли она, проводив Полю, но нигде ее не было. Ему до зарезу нужна была сейчас ее поддержка.
— Ну, во-первых, я думаю, что никакой трагедии не произошло,— спокойно рассудил он и посмотрел в лица окруживших его людей.
— Но ведь бегут же! — воскликнул кто-то.
— Почему бегут? — спросил он.— Уехал один Самохин. Ну, так что же тут плохого? Разве плохо, когда люди получают квартиры в Новом городе и уезжают?
— Он не получил, он вырвал ее!
— Этого мы знать не можем,— сказал Шохов веско.— Нам известно, что он получил. И слава богу. Я бы тоже, например, хотел получить, но...
— Неужели бросите усадьбу? Афанасьич! — Так и назвали: усадьбу. Шохову в другое время это было бы приятно.