— Я — корчева? — удивился Шохов.
— А что ж... Корчева — это корень дерева на земле. Не в земле, а на земле, у него ростка не будет. Да и земля ему не нужна.
— Ну так что же, разве я корчева? — заедался Шохов, готовый спорить.
Дядя Федя помусолил папироску, исподлобья взглянул на гостя. И тут Шохов открыл для себя, как бы внове, что заковыристый мужичок дядя Федя. Зайти бы к нему раньше, многое бы полезное для себя услышал. Да не о том теперь речь, если и он Шохова своим не считает.
— Я скажу вам, что я такой же деревенский, как и вы! — будто вызывающе выкрикнул Шохов и сам услышал, как жалко, неубедительно у него прозвучало.
— А сколько же, прости, лет? Из деревни? А?
Голос у дяди Феди неприятный, ехидный, как это прежде Шохов не замечал? Так и жди подковырочки с таким подзуживающим голоском.
— Какая разница сколько? — ерепенился Шохов.— Закваска чего-нибудь стоит? Аль нет?
— Что твоя закваска? Загнали волка в кут, там ему и капут!
И неприятно эдак усмехнулся. Оба сейчас думали об одном и том же. Шохова подперло к горлу высказать про свой отъезд. Но начал обиняком, с обратной стороны. Что написал он в деревню письмо и собирается туда ехать. Все дорожает жизнь, а в деревне, если подумать, легче прожить около огородика да коровы...
Дядя Федя глядел в пол, вроде бы соглашаясь. Но вдруг хмыкнув, произнес, вскидывая озорные глаза:
— А чего ж квартира?
Без нажима, без попрека, но с ехидцей, это уж непременно. Или голос у него такой, что едкость таит. А Шохов растерялся. Он-то замышлял про квартиру как секрет выложить, как повод для совета, а тут на тебе! Все уже знают! И без Нельки бабий телефон сработал не хуже.
— Так вот, дядя Федя, весь и вопрос в том, что квартиру мне и вправду дают, а семья туда ехать не хочет.
Дядя Федя мог бы спросить: «Почему не хочет?» Или же: «Если дают, надо брать». И даже такое: «Ты хозяин, куда иголка, туда и нитка...» Но он ничего не сказал, не спросил и никаким ободряющим словом Шохова не поддержал. Курил да помалкивал.
— Так что же делать? — спросил Шохов прямо.
Дядя Федя пустил дым, потом встал, форточку открыл и опять сел.
Неопределенно, присказкой высказался: мол, жил-был журавль да овца, наносили они стожок сенца, не начать ли опять с конца...
— А я перееду,— сказал Шохов то, что хотел сказать. Затем, видно, и шел сюда, чтобы сказать, утвердить себя.— А потом посмотрю.
— Да, да, — неопределенно поддакнул дядя Федя. Он интерес к разговору потерял, потому что понял Шохова.
— Кто же от квартиры сейчас отказывается?
— Да, да, да...— кивал дядя Федя.
— Ногой куда-то ступить надо? Надо же?
— Да, да, да...
— Вот я и так думал. А деревня у меня, вы не думайте, как тыл у фронта! Всегда есть куда отступить!
Вот как разошелся Шохов, с три короба наплел. Может, и сам поверил в свою легенду. И дядя Федя кивал ему. И так получилось, что и спорить Шохову не с кем, и опровергать некого. А себя что ж, нанайская борьба — видел в цирке: один человек в двух лицах, сам себе подножку сделал и сам себя положил на лопатки. Удобно так положил... Эффектно, на глазах зрителей.
Прощаясь, спросил про Галину Андреевну: у себя ли она? Что делает?
— Да что,— хмыкнул дядя Федя.— Эвакуацию готовит, значит.
— Какую... Эвакуацию?.. Городка? — подивился Шохов. И не тому подивился, что Галина Андреевна готовит эвакуацию, а что и это тоже помимо его. Все вокруг как бы стало жить вне Шохова, никак его не затрагивая.— Что же она делает? — голос выдал некоторую уязвленность.
Дядя Федя будто не заметил, пояснил, что ходила в исполком со списками, значит. Доказывала, что некоторым нужна квартира. В чем-то убедила... Она ведь какая...
Шохов кивнул. Характер Галины Андреевны он знал.
— А вы что же? Не будете хлопотать?
Дядя Федя усмехнулся.
— Без начала, без конца, а не бог? Знаете что? Нет? Кольцо, говорят.
— Уедете?
— А чего нам? — ответил на вопрос вопросом.
— Куда?
— Ах, Афанасьич! Россия велика. Я такую избу на полозьях в день могу срубить. У нас круговщина, мы где встали, там и наша деревня. А город только палец дай, из нас наше выщелочит... В Шоховых превратит. А мы Суховы пока...