Все это обернулось Шохову добротным стройматериалом, металлом, бетоном и другими радостями.
Как-то заехал к Шохову на объект начальник треста и не без изумления оглядел площадку. Дело было к вечеру, рабочие, оставшиеся ночевать, гоняли мяч по площадке, шумно кричали у городков. Кто-то наяривал на гармошке. Мимо прошагал один из механиков с сеткой, полной грибов.
Проводил начальник треста грибы глазами и, покачав головой, произнес только:
— Ну, Шохов, даешь.— Потом добавил: — Смотри, чтобы твои футболисты на объекте так же активничали!
— Будут,— отвечал Шохов, понимая, что начальник одобрил его действия тоже.
Более того, Шохов был уверен, что заболей он завтра, водозабор еще месяц-другой по инерции будет гладко катиться и не споткнется. Важно было его с нуля, с фундамента правильно начать. А кривое основание никогда не даст прямого дома.
У Шохова всегда перевыполнение, всегда премиальные. И люди к нему потекли, и специалисты стали за него держаться, и механизаторы, крановщики да механики не глядели на сторону, куда бы, мол, махнуть. От добра добра не ищут. Хоть объект в лесу, неудобный словом, ни раньше уйти, ни налево скалымить, а недостаток-то объекта Шохов в достоинство превратил. Охота, да рыбалка, да грибы — все твое, только дело знай.
К тому же, чтобы не бегать за каждой деталью на склад или в город (кто имел дело с запчастями, тот знает, сколько они отнимают сил, и времени, и нервов), Шохов через два месяца свои мастерские организовал. Это было потрудней, чем буфетик у орсовского начальства выкорябывать. Навесик, а потом и зданьице построить было нетрудно. А вот оборудование, станочки разные пришлось поискать. Где из списанного притащил, где ловкостью брал, он и Петруху привез как-то на водозабор и попросил неполадки устранить, и тот разобрался и все, особенно касающееся электричества, наладил. Особенно запомнилась историйка с японским фрезерным станком. Шохов его на складе, во дворе под масляной бумагой обнаружил. И ублажил кладовщика. В Стройтресте лишь ахнули, но обратно забрать не смогли. И хоть матюгнули Шохова на каком-то очередном производственном собрании, но в коридорчике произнесли с уважением: «Шохов — хозяин! И палец ему в рот не клади!»
Сейчас уже невозможно вспомнить, когда дед Макар появился в Новом городе, в конторе Гидропроекта, куда его направили работать. Однако же все помнили, что появление деда Макара в отделе не осталось незамеченным, хотя бы потому, что самому старшему работнику здесь едва ль исполнилось сорок лет, а большинству инженеров и того меньше, и вдруг появился человек весьма странного вида, пенсионного, в темном костюме и в золотом пенсне. Его приход был сравним лишь с появлением доисторического ящера, неведомо какими путями сохранившего себя до наших дней.
Про деда Макара тогда толковали много. Разговоры были самые необычные. Так рассказывали, к примеру, что в молодости это был очень удачливый молодой человек, которому прочили замечательную карьеру, он же, бросив все, уехал с экспедицией на Ангару и там, в глухих местах, прожил почти всю свою жизнь, работая в гидрологических партиях. Вернувшись в Москву, построил себе кооперативную однокомнатную квартиру, но вдруг оставил ее, переписав на дочь, только вышедшую замуж, а сам приехал в Новый город и поселился в общежитии. Говорили, что старик привез с собой рюкзак вещей и какую-то странную машину с ручным приводом, которая воспроизводит солнечную систему и вращает планеты. Будто бы дед Макар с молодости разрабатывал теорию электрического происхождения Земли и влияния планет друг на друга.
Болтали и многое другое. И все-таки не эта странная машина и не прошлое старика, покрытое дымкой времени, были предметом разговоров и толкований. Вся болтовня в отделе сводилась к его квартире, которую он смог так легко оставить, пусть и дочери, чтобы уехать в свои шестьдесят с чем-то лет в необжитый северный район и начать сначала.
Люди народ маловерный, они любят легенды, но вовсе не такие, как эта. Поэтому толки по поводу квартиры были самые противоречивые. Но однажды рассеянный дед Макар по случайности оставил на своем рабочем столе письмо дочери, и его случайно прочли. Содержание письма моментально стало известно всей конторе, от заведующего группой рабочего проектирования Леонида Тарасовича до учениц-чертежниц, набирающих рабочий стаж в коридорных разговорах перед поступлением в институт.
Дочка писала, что они с мужем, после отъезда деда Макара, привели подаренную им квартиру в относительный порядок, сделав очень дорогой ремонт («сейчас все так дорого»), и теперь заняты поисками приличной мебели, финской или же югославской. Они побывали в Доме мебели в Медведкове и видели там прекрасные гарнитуры: «Капри», «Весну», «Рицу» и другие,— но такая на них очередь, что стоять надо много лет, к тому же и записи пока не предвидится. Дочь спрашивала, нет ли возможности что-нибудь подобное достать у них, в Новом городе, так как, по их сведениям, самые хорошие и дефицитные товары гонят именно на БАМ и на другие северные новостройки. Многие их приятели именно оттуда привозят или получают по почте джинсы и дубленки.