С самолётом повезло. Как нарочно. Зимняя луна качалась в иллюминаторе всю дорогу…
… Оля выпрыгнула из вагона и остолбенела. Улыбаясь ей виновато, он стоял на солнечной платформе, держа букет роз, приподняв их к самому подбородку, словно хотел спрятаться за ними.
— Ну! — сказала она и пожала плечом ещё более неловко, чем всегда. — Миша! Как ты оказался здесь?
— Сейчас это гораздо проще, чем сто лет назад.
— Миша! Миша! — повторила она.
Он взял её чемодан, и они пошли по перрону среди солнца и других встречающих и приезжающих. Солнце по-летнему лезло в глаза и сильно грело. Даже её пальтишко с песцом казалось лишним, а его чёрное пальто пугало людей. Небо было высоким и ясным.
— Подожди, — сказала она, взяла его под руку и зашагала решительней. — Теперь слушай. Сейчас мы пойдём в загс. Спроси, где он тут находится. Товарищ! Ну, ладно. Спросим на улице.
Он улыбался глазами.
— В загс! — весело объявляла она, шагая. — В загс!
— И что будет? — спросил он, останавливаясь у автобуса на вокзальной площади, многолюдной в этот утренний час. — Ничего не будет. Ты мне всё сказала. Спасибо вам, Оля.
— За что?
— Как ни странно, за правду приходится благодарить.
— А почему «вам»?
— Вырвалось. Я хотел поблагодарить тебя в высоком стиле.
— Миша, ты выпил?
— Для храбрости.
— Если бы люди всё время говорили друг другу правду, они стали бы счастливее?
— Но счастье стало бы настоящим.
— Ты жестокий, Миша.
— Нет. Извини, что я прилетел. Хотелось ещё раз увидеть…
— Да, ты самый добрый.
— Перестань. Всё по-человечески.
— Нет, Миша, нет!
Он поставил чемодан на асфальт, у её ног.
— Счастливо тебе, Оля. Счастливо!
И зашагал к такси через всю площадь. Он спешил. Руки он держал в карманах, расставив локти. Спина у него была широкая…
Отчего же жизнь не дала ей любви к нему? У неё пересохло в горле. Он уходил от неё. Теперь навсегда.