-- И я робила... только вышла домой-то робятишек проведать. Тоже гребтится... В деревне-то одна старуха осталась. Кому горе да разоренье, а нам хлеб... это с убивших-то барок. Вон под Зайчиком их шесть штук расшиблось... с пшеницей шли. Ну, теперь который месяц кули из реки на берег тащат да сушат, а пшеница так и преет. Да вот сам увидишь...
Мы разговорились. Меня заинтересовала жизнь такой глухой деревушки, как Деменева. Но Параха не умела разсказать, что было мне нужно, т.-е. о других. О себе она говорила просто и толково. Неприглядная эта бабья жизнь. Она вышла за молодого парня, а потом мужа взяли в солдаты. Куда-то под хивинца ушел. После мужа осталось двое ребят.
Куда же идет эта лошадиная бабья работа, заботы, непокрытая нужда? Мне становится жаль Парахи, собственно даже не Парахи, а той солдатки, которая сидит в ней... Что-то такое темное и стихийно-злое есть в человеческой жизни, которое роковым образом становится поперек дороги, как вот эти чусовские бойцы.
-- Скоро, видно, и Зайчик будет,-- говорит Параха, налегая на свой шестик с видимым усилием. В течение трех часов она отдохнула всего раза два, чтобы напиться.-- Краюхина, Прова Михайлыча, слыхивали, может?
Я назвал пристань, где царил Пров Михайлыч.
-- Он самый... Шесть барок убил ныне. Разорится, говорят... Только нечисто дело вышло у него...
-- А что?..
-- Да так... нечисто. Грех случился...
-- Какой грех?
-- Разное болтают: он на зайчиковских мужиков жалится, мужики -- на его... Всяк свое говорит. Конечно, не баская слава про Зайчики ходит, ну, да мало ли что болтают.
III.
Через четверть часа показался длинный мыс, на котором высыпала бойкая деревнюшка дворов в двадцать. Она известна под именем Зайчиков {Зайчик -- вымышленное название: между Кыной и Межевой Уткой такого бойца нет, как нет и деревни.} и получила свое название от страшнаго бойца, который стоит немного повыше деревни. Еще подезжая к деревне, издали можно видеть верхушку большой известковой скалы; она стоит в крутой излучине, в самом прибое, и весной здесь ежегодно бьются барки. Этот боец пользуется громадной известностью у бурлаков; "игристый камешек этот Зайчик веселенький"...
Странно то, что этот боец создал деревню. Нужно кому-нибудь вытаскивать убитыя барки, перегружать металлы и разный другой груз,-- вот и выросла целая деревушка. Страшный боец каждый год давал работу на целое лето.
Вид деревни, как вообще всех чусовских поселков, не особенно привлекателен, и первое, что бросается в глаза, это -- необыкновенная близость леса. Некоторыя избы стоят почти совсем в лесу. По линии берега попадается несколько покосов, есть даже пашня -- и только. Скотина пасется в лесу. Избы разставлены без всякаго порядка; постройка хорошая, благо лесу не занимать стать. Правый берег гористый; левый, где выдался мыс, отлогий, и только вдали синеется горный скалистый гребень. Вообще место неприветливое и дикое. Жители -- раскольники безпоповщинскаго толка, или, как говорят на Урале, кержаки.
-- Пустая деревня-то, все на работе,-- обясняла Параха, когда наша лодка ткнулась носом в песчаный берег.
-- Под бойцом?
-- Под ним под самым. Вон, видишь, черныя кучи на берегу,-- это все мокрая пшеница навалена. Около нея страсть сколько народу бьется...
-- Ну что, устала?..
-- Не то чтобы больно пристала, а только плечо ломит да поясница отниматься начала.
Параха улыбнулась, показав свои белые зубы. По уговору она обязалась доставить меня в Зайчики и теперь, поздравляла с привалом, как это делают все бурлаки. Взвалив мои пожитки на плечо, она зашагала к большой пятистенной избе, из ворот которой бросилось на нас штук пять собак.
-- Пропасти на вас нет...-- ругалась Параха, отмахиваясь от собак моим чемоданом.-- Эй, кто дома жив человек есть!.. Сосипатр-то дома?..
Из глубины темнаго двора, крытаго на раскольничий манер глухой крышей, послышался сначала старческий кашель, а потом несвязное бормотанье. Это и был Сосипатр, лысый, сгорбленный старик, едва тащивший свои кривыя ноги. Он посмотрел на нас из-под руки, как смотрят против солнца, и заговорил:
-- Это никак ты, Параха... и с барином, надо полагать.
-- В лесу нашла да вот привезла тебе показать: может, поглянется, а не поглянется -- вези дальше.
-- Куда везти-то?..
-- На пристань, на Межевую Утку.
-- Коней-то нет дома... в пасеве гуляют.
-- Пошлешь за коням,-- решила Параха.
-- А кто повезет?-- спрашивал старик, продолжая разглядывать нас из-под руки.
-- Сам повезешь... недалеко.
-- Это на вершной-то?.. Востра больно! Из Деменевой везла барина-то?..
-- Из Деменевой... Да ты что нас в избу-то не зовешь, дедка?.. Барин поись хочет и чайку испить... Пров-то Михайлыч, видно, у тебя проживает?
-- Видно, у меня... Ну, заходите, им, в избу. Спит Пров-то Михайлыч...
Мы вошли в темный двор, поднялись по крылечку и очутились наконец в избе, где на лавке спал Пров Михайлыч, а напротив сидела какая-то молоденькая девушка в ярком кумачном сарафане.
-- Это ты, Лукерья?-- удивилась Параха, складывая мое имущество на лавку.
Лукерья ничего не ответила, а только указала глазами на громадную фигуру Прова Михайлыча, лежавшаго на лавке под окном.
-- Да ведь он, сказывали, прогнал тебя?-- шопотом говорила Параха, здороваясь.
-- Сперва прогнал, а потом опять вытребовал,-- шопотом ответила Лукерья, искоса взглядывая на меня.-- Замаялась я с ним, Паранюшка.!
-- Легкое место сказать: вот какое дерево... Вот что, Лукерьюшка, спроворь барину моему самоварчик. Я говорила Сосипатру, да ведь он забудет. Есть самовар-то у вас?..
-- Как же, есть... У Прова Михайлыча свой есть. Я сама поставлю, скорее дело-то будет.
Когда Лукерья вышла из избы, Параха сообщила шопотом, что эта Лукерья и есть "главная причина" всему делу.
-- Какому делу?
-- Ну, убившия барки, значит... от нея все горе Прову-то Михайлычу. Вот ужо поедете, так Сосипатр дорогой-то все обскажет...
Пока старик ходил в лес за лошадьми и пока Лукерья ставила самовар, я пошел размять ноги. Деревня вся точно вымерла, и только оставались одне собаки. Все были около убитых барок. Я пошел по берегу к бойцу. Большия темныя кучи, на которыя указывала давеча Параха, оказались целыми валами из куч с пшеницей. Несколько куч были из чистаго зерна, которое "горело" на солнце. Ближе можно было уже слышать прогорклый запах зерна.
Несколько женщин были заняты разборкой мокрых кулей, другия разсыпали пшеницу, третьи переносили ее на носилках из одной кучи в другую. На самом берегу и в воде бродили десятки мужиков, разбиравших убитыя барки и вытаскивавших кули из воды на берег. В воде и на берегу торчали обломки барочнаго леса; разобрано было только две барки, а четыре оставались еще в воде. Оне сидели неглубоко, и можно было видеть разбитыя части,-- у одной выворочено было плечо, другая стояла с выхваченным боком, у третьей расщепало корму и т. д.
-- Бог помочь!-- поздоровался я с работавшими.
-- Спасибо...
Громадныя насыпи почерневшаго зерна ужасно походили на муравьиныя кучки, а ходившие по ним люди -- на муравьев. Я сунул руку в одну из насыпей,-- внутри было горячо. Вытащенную из воды пшеницу негде было просушить, и она теперь горела в этих насыпях.