Если бы только он знал! Если бы только он знал то, что понял лишь тогда, когда уже стало поздно… Тогда он был бы в тысячу раз нежнее…
А, может быть, в миллион…
Она тихо лежала в его объятиях, а Владимир не мог себе простить, что потерял голову и так страстно взял ее. Потому что теперь понимал, что оказался ее первым мужчиной…
Мучаясь от острого чувства вины, он целовал заплаканные глаза и соленые губы Исабель. Его руки, лаская и успокаивая, нежно скользили по ее телу… А Исабель обнимала его, прижимая к себе все крепче и крепче, разгораясь от его поцелуев все жарче и жарче.
И они снова принялись страстно ласкать друг друга… А когда, совсем обессилев, затихли, за окнами давно уже стояла ночь.
Владимиру пора было уходить.
Он одевался, а Исабель горько рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Она плакала так безутешно, что у Владимира разрывалось сердце… Он встал на колени перед кроватью и стал гладить ее густые, пахнущие жасмином, волосы…
- Уо волве, Исабель. Я вернусь, - шептал он. - Уо волве, куэрида…
А она мотала головой и рыдала все сильнее:
- Но!.. Но!.. Но!..
Тогда он посадил ее к себе на колени, крепко обнял и стал целовать милое лицо… Губы, щеки, глаза, лоб… Понемногу она успокоилась и притихла, прижавшись к нему…
- Маньяна… - шептал Владимир. - Уо льегар маньяна, куэрида… Я приеду завтра…
И она поверила ему. И отпустила…
Но им не суждено было больше встретиться…
Он шел пешком почти до самого утра. Шел по пустой дороге и считал звезды в черном испанском небе… И вспоминал горячие ласки своей Исабель…
Владимир добрался до аэродрома в самое время. На востоке вовсю алела рассветная заря. Техники прогревали моторы «чатос».
От выпитого не осталось и следа. Ни запаха, ни похмелья. А сил было столько, что он только удивлялся…
Анатолий с укоризной посмотрел на него, но ничего не сказал, и не спросил…
В этот день Владимир сделал три вылета. В двух из них они столкнулись с «Фиатами» и «Хейнкелями». Но в этих коротких стычках никого сбить ему не удалось. Не удалось ему в этот вечер, и съездить в Барселону.
А наследующий день опять был налет трехмоторных…
Звено Владимира, в соответствии с планом боя, отсекло истребителей сопровождения и сбило двоих. «Москас» тоже хорошо поработали, разгоняя «Юнкерсы», но, тем не менее, несколько бомбардировщиков снова прорвались к городу…
Лишь на следующий день вечером Владимиру, под каким-то дурацким предлогом, удалось таки отпроситься в Барселону.
С трепетом приближался он к дому Исабель, мечтая обнять ее и крепко-крепко прижать к груди. И целовать, целовать, целовать до самозабвения…
Но ее дома больше не существовало… Не было его больше… Прямым попаданием тяжелой авиабомбы, дом Исабель был превращен в груду развалин.
Его сердце заныло от ужасного предчувствия.
А потом он увидел алую ленточку, лежащую в пыли у него под ногами…
Владимир медленно опустился на колени, поднял ее и прижал к губам…
Мужчинам плакать нельзя.
А он и не мог.
На следующий день, во время отражения очередного налета, Владимир, сбив один «Юнкерс» и оставшись без патронов, разогнался и ударил второго по хвосту своим «чато». Фашист рухнул и взорвался на собственных бомбах.
Лишь у самой земли, выброшенный сильным ударом из самолета, Владимир пришел в себя на мгновение, дернул за кольцо, и вновь потерял сознание.
Когда он вышел из госпиталя, его отправили на Родину…
Внезапно очнувшись от горьких воспоминаний, Владимир огляделся.
Вручение наград окончилось. Его возбужденные товарищи, сверкая новенькими орденами на темно-синих френчах, поднимались со стульев, шумно переговариваясь и предвкушая большой кремлевский банкет с руководителями партии и правительства.
А у Владимира на душе было пусто…
Весь декабрь он провел в разъездах. Его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета по Солнечногорскому округу, и ему пришлось много времени посвятить предвыборным встречам со своими избирателями.
Владимир рассказывал солнечногорцам о справедливой борьбе испанского народа с фашизмом, о героической обороне Мадрида, боях под Гвадалахарой, Теруэлем и Брунете…
Оставаясь один, он доставал иногда алую шелковую ленточку и долго смотрел на нее. Запах пороха и кирпичной пыли почти уже выветрился. Но, поднося ее к лицу, Владимир по-прежнему чувствовал тонкий и нежный аромат жасмина…
Со временем его боль понемногу притупилась.
Герой Советского Союза майор Иволгин был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва единогласно (явка - девяносто девять и девять, «за» - девяносто девять и девять). Впрочем, иначе, наверное, и быть не могло.
Они встретились в фойе Колонного зала Дома Союзов в одном из перерывов во время первой сессии Верховного Совета. Помощник по ВВС командующего войсками Ленинградского военного округа комдив Добрич тоже был избран депутатом.
- Ну, здравствуй! - сказал он, обнял и похлопал Владимира по спине.
- Здравствуйте, Георгий Александрович! - ответил тот.
- Возмужал, возмужал!.. Вся грудь в орденах!.. Настоящий Герой!..
- Да, что вы, товарищ комдив! - смущенно улыбнулся Владимир в ответ.
- Ладно, ладно, не прибедняйся! Читал я твой отчет о командировке в Испанию. По долгу службы, само собой! И указ читал о твоем награждении. Но отчет - отчетом, а надо как-нибудь посидеть, поговорить поподробнее! Как думаешь, найдем время?
- Очень хотелось бы, товарищ комдив! - сказал Владимир.
Но еще больше ему хотелось встретиться не с комдивом, а с его дочерью.
Снежана… Как она?.. Он вдруг с пронзительной горечью вспомнил их последнюю встречу. И его сердце защемило, как будто это произошло только вчера.
Владимиру очень хотелось спросить комдива, как Снежана. Но заговорить о ней он не решался…
И, все-таки не мог не заговорить.
- А как?.. - неуверенно начал он и вдруг замолчал на полуслове. Потому что у него перехватило горло.
Владимиру очень хотелось расспросить, как дела у Снежки. Есть ли у нее кто-нибудь? Не влюблена ли она? Не вышла ли уже, не дай Бог, замуж?
Добрич не стал ему помогать. Нет, он не собирался мучить этого парня. Просто ему хотелось понять, хотелось почувствовать, не ошибся ли он в нем когда-то, решив про себя, что тот может сгодиться в зятья.
- А как… - с трудом выдавил из себя Владимир. - Как Снежана?.. Как у нее дела?
- Нормально дела, - ответил комдив, немного помолчав для порядка. - Взрослая уже совсем стала. В медицинском институте учится на втором курсе…
Ему незачем было мучить Владимира, но очень уж хотелось убедиться, годится ли он в мужья его дочери на самом деле. Любит ли ее по-настоящему?.. Или это была обычная юношеская влюбленность?.. Памятная, может быть, но давно оставшаяся в прошлом.
- Да… Взрослая… Еще краше, наверное, стала… Наверное, от женихов отбоя нет… - сказал Владимир упавшим голосом.
Добрич пристально посмотрел на молодого человека… А, ведь, кажется, действительно любит.
- А, может, она и замуж уже вышла? - решился, наконец, спросить Владимир.
Комдив вздохнул. Нет, он не забыл, что Владимир путался одно время с Тамарой, заведующей летной столовой, безотказной и совершенно бесстыжей бабенкой. Он тогда по-отечески прочистил ему мозги. Как, впрочем, и было положено командиру и старшему товарищу… Однако, кто старое помянет, тому глаз вон…
- Нет, еще не вышла, - сказал комдив. - И женихов у нее пока не наблюдалось, насколько я знаю… - а затем добавил, прищурившись. - А вот влюблена ли в кого, это тебе, наверно, виднее…
И улыбнулся, заметив, как засияли глаза Владимира…
Ленинград, начало мая 1938 г.
…Почему ей так запомнилось это лицо?..