18
Мы с Мануэлем Майреной вернулись к холму Сеньорита. Единственное, что мы смогли сделать, это принести деньги, чтобы товарищи могли покупать у местных жителей продукты. Аугусто все же отправился за машиной в Тотогальпу. Ему это было легче сделать, чем другим, потому что он учился там в свое время и у него сохранились некоторые связи. На машине, которую он достал, мы стали по двое вывозить в Эстели наших товарищей, переодетых в гражданскую одежду. Предосторожности наши оказались очень кстати, потому что гвардейцы без объяснений расстреливали всех, на ком замечали хотя бы детали солдатской одежды.
Аугусто должен был подготовить в Эстели места для наших людей. Мы с Майреной спустились с холма последними. Остановились в доме Хильберто Риверы. Я был одет как скотовод, в кожаные сапоги и джинсы, на плече висел мешок и лассо из кожи. За ремнем я пристроил гранату и пистолет. Увидев нас, Хильберто очень удивился. Он был уверен, что мы все погибли, потому что по радио сообщили: во время перестрелки в Окотале против партизан были использованы вертолеты и самолеты и убито много партизан. «Здесь будет нелегко подыскать что-нибудь подходящее, но мы постараемся. Попробуем найти человека, который смог бы вывести вас отсюда», — сказал он. В Эстели обстановка была крайне напряженной, но присутствия военных не ощущалось. Поздней ночью пришел связной, но не было машины, чтобы перевезти нас, и мы своим ходом отправились к церкви Кальварио. Был уже час ночи, и в темноте кварталы показались нам очень длинными. Вдруг послышался шум приближающейся машины. Мы решили спрятаться, и не напрасно — это были гвардейцы. К счастью, они нас не заметили.
Мы подошли к церкви. Стояла тишина, город спал. Когда я вошел внутрь церкви, тишина сделалась еще гуще и напряженней. Застывшие лики святых, неподвижные шторы, белые стены и скамьи. Мне казалось, что время остановилось. К нам вышел молодой священник. Если не ошибаюсь, его звали Хулио Лопес. Он был настоящим революционером, и его очень любили в Эстели. Он разместил нас в своем доме при церкви. Там уже находились Маурисио и Эриберто Родригес, не хватало лишь Баярдо, Пелоты и Моники, которые остановились в другом доме. Мы были настолько возбуждены, что не могли спать. Мы приняли душ, а падре подал на стол немного вина; в этих условиях я казался сам себе дикарем, потому что комната падре была очень чистой; здесь стояли кровать с двумя матрасами, очень красивые комоды, было много книг, молитвенник, небольшой коврик на полу; очень опрятный и чистый туалет, белоснежный умывальник. Мы с Маурисио и Эриберто начали обсуждать все, что произошло с нами раньше. Вопросов было много: успел ли кто-нибудь выдать нас гвардейцам, располагают ли гвардейцы какой-либо информацией, удалось ли им заслать к нам в отряд провокаторов. С горечью вспоминали мы погибших товарищей…
В комнате стояла такая же тишина, как и в церкви. В церквах вообще всегда царит атмосфера мира и спокойствия. И здесь, в комнате падре, я особенно остро ощущал огромный контраст с той ситуацией, в которой я и мои боевые друзья находились совсем недавно. Внезапно появилось желание говорить негромко, чтобы не нарушить тишину.
Хулио Лопес помог нам установить связь с Баярдо. Руководство решило, что в этом доме все вместе мы находиться не можем, а кроме того, надо было продолжать начатую работу и не терять ни минуты. Пелота, Баярдо и Педро Араус решили направить меня в сельскую местность для организации вооруженной борьбы против Сомосы. Работу предстояло начать буквально с нуля. Один из наших товарищей, по имени Агилер, прежде работал преподавателем института в Кондеге. Сейчас он прятался в маленьком домике возле шоссе, что ведет из Кондеги в Ялу, в селении Сан-Диего. Хозяином домика был некий Савала. Он согласился на денек-другой спрятать у себя нашего человека. Вот к Савале товарищи и направили меня… Хозяин дома страшно испугался, когда узнал, что к нему прислали еще одного человека. На следующий день он спросил нас, когда мы уйдем. Я внимательно посмотрел на него и ответил, что мы пришли сюда для того, чтобы остаться в его доме и вести работу на благо революции, против диктатуры Сомосы. Услышав мои слова, хозяин в испуге проговорил: «Нет, нет, нет… Меня попросили спрятать одного парня, которого ищут гвардейцы, и я, как христианин, согласился. Но то, что предлагаете вы, слишком серьезно. У меня все-таки жена, дети и работа, и я просто не могу заниматься подобными делами. Советую и вам вести себя потише, чтобы вас не схватили. Посмотрите, что творится в Окотале». Савала не имел ни малейшего представления о том, что мы пришли именно оттуда. Можно было понять этого человека — для него пустить нас к себе в дом было действительно рискованным делом, потому что гвардейцы держали в постоянном страхе всю округу.