Поскольку я вёл и веду откровенно распиздяйскую богемную жизнь, общение с таким человеком стало для меня сродни открытию. И я всё больше и больше влюблялся в Рому, даже не пытаясь сопротивляться этому чувству, поддавшись всей его полноте. Но так как он, похоже, нелестно относился к геям, мне приходилось держать себя в ежовых рукавицах. Я даже не думал, что подобный тотальный контроль над чувствами может быть таким болезненным и сладким одновременно. Всё шло гладко до определённого момента. И такого же банального, как наша встреча.
Однажды мы надрались по поводу некоего праздника. Удивительно, но я даже не помню — какого. Потому что с приходом Ромы в мою жизнь, каждый день превращался в сплошной праздник.
Я еле держался на ногах и готов был рухнуть здесь же, бахнувшись лбом в стойку. Рома сначала долго матерился, а потом, взвалив меня на плечи, потащил ко мне домой. Он тоже был пьян в стельку, но ещё мог передвигаться и ориентироваться в пространстве. С трудом мы добрались до места, попутно оглашая окрестности матерной перебранкой, доползли до квартиры, и вместе свалились прямо на пол. Роман наконец перестал материться и, кажется, заснул.
А у меня хмель вдруг начал стремительно выветриваться из головы, потому что пьяный Ведьмак лежал близко, слишком близко, и его рука была на моём животе. Наверное, гормональный хмель оказался сильнее алкогольного. Его рука жгла меня, невыносимо давила, будто на живот бросили раскалённую металлическую трубу. Моё дыхание сбилось, а член стоял так крепко, что я не знал, куда мне деться. Я осторожно сбросил Ромину руку с живота на пол.
— Ты чё, козёл, пихаешься, — пьяно пробормотал он.
Я повернул к нему голову. Рома не спал и мрачно смотрел на меня. Тогда я наклонился и, к своему ужасу, поцеловал его. И к своему же ужасу и счастью почувствовал, что он отвечает. Но радость моя продлилась жалкие секунды. Ведьмак резко оттолкнул меня, вскочил на ноги. Я думал, он меня сейчас ударит. Но он просто молча стоял, потом холодно, совсем протрезвев, сказал:
— Ты пидор, Влад. Я всегда это подозревал.
Я уселся на пол — голова закружилась, алкоголь ещё резвился в моей крови.
— Ммм… — пробормотал я заплетающимся языком. — Я не пидор… Но иногда я сплю с мужчинами… Честно тебе признаюсь…
Ведьмак выругался. Такого длинного и замысловатого ругательства, перемежаемого незнакомыми мне гортанными словами, я ещё не слышал. Хотя за свою жизнь навидался и наслушался всякого. Потом он пододвинул стул; усевшись на него, оперся руками о колени и склонился надо мной.
— Что тебе от меня надо? — спросил он.
Я внезапно почувствовал себя пленным на допросе. Только не хватало ослепляющей лампы, хотя глаза Ведьмака — расплавленная сталь — жгли хуже всякой лампы.
— Сршенно ничего, — ответил я и, набравшись смелости, добавил. — Просто ты мне нравишься. Очень.
Он снова выматерился. По части мата ему не было равных.
— Запомни, — сказал тогда Рома. — Я не пидор. И если я к тебе хорошо отношусь, то это ещё ничего не значит.
— Я понял, — ведь я и, правда, уже давно всё понял о нём, только лелеял бесплодные надежды. — Не переживай… я не буду к тебе приставать. До сих пор мне это удавалось.
— Вот и отлично.
После этих слов он ушёл, заставив меня заплакать пьяными и отчаянными слезами, за которые я себя потом ненавидел. Я вообще ненавижу в себе любое проявление слабости, и почему-то только любви позволяю отдаваться целиком.
Я думал, он больше не позвонит — свои координаты Ведьмак мне не оставлял. Поэтому я надеялся встретиться на курсах. Но он больше не появлялся там.
Дней через пять, когда я совсем впал в депрессию, Рома позвонил сам, отбрехался срочной занятостью, и мы, как ни в чём не бывало, пошли квасить в одно из кафе. Потом он как-то снова оказался у меня дома — помогал притащить новый компьютер. Понятно, мы обмыли это дело, и как-то само собой получилось, что опять поцеловались, на этот раз подольше. Его язык робко изучал мой рот, будто Ведьмак вообще впервые в жизни целовался. Хотя это было и так — с мужчиной взасос он целовался впервые.
Тогда мне долго пришлось выслушивать нудную Ромину лекцию о том, что он не пидор, даже если у него встаёт на меня. «С чего бы это вдруг, дорогой?» — вертелся ехидный вопрос на языке, но я не рискнул злить Ведьмака. С этого момента умершие во младенчестве надежды начали потихоньку реанимироваться.