«Вам зачитали ваши права?».
Роман кладёт ладони мне на плечи. Нажимает с силой, заставляя меня опуститься на колени. Согнувшись, я ложусь грудью на кровать. Ведьмак торопливо расстёгивает мне джинсы, сдёргивает их до колен. Его ладонь требовательно сжимает мой член. Чёрт. Мне кажется, я сейчас кончу, а я не хочу кончать прямо сейчас. Так что всю свою страсть я вкладываю в стон.
Он входит в меня грубо, даже не позаботившись о дополнительной смазке. Острая боль несколько остужает мой пыл.
Его ладони настойчиво забираются мне под футболку. На хрен футболку, стаскиваю её.
Превед!
Ведьмак движется во мне, зарываясь лицом в мои волосы, не сдерживая стонов. Я тоже стону. От боли и от того, что мы вместе.
Его ладонь вновь на моём члене. Его член во мне. Это похоже на слаженный механизм, который работает в едином ритме.
— Сука, сука, сука… — выдыхает он с каждым толчком.
Я помогаю ему, подавшись навстречу, и это заводит его сильней. Он уже не стонет — рычит. Мои пальцы стискивают несчастные простыни. Ведьмак кусает мочку моего уха, горячий, шершавый язык облизывает ушную раковину.
Огненная волна всё ближе.
«А ты знаешь, что содомский грех отправит тебя в ад?».
«Я уже в аду».
Огненная волна из недр самой преисподней.
Сжигает нас целиком.
Сжигает нас.
Сжигает.
— Влад… — шепчет Ромка. — Влад…
Его грудь тяжело вздымается, я ощущаю это мокрой от пота спиной. Частое дыхание Ведьмака запуталось в моих волосах. Его ладони гладят мои плечи так нежно, как я не мог ожидать от него даже в самых бурных фантазиях. Он всё ещё во мне, мы всё ещё вместе.
— Ты обкончал свои чистые простыни, — замечает Роман.
И я снова остаюсь один.
Забираюсь на кровать, ложусь на спину. Даже обычный, плохо выбеленный потолок кажется мне сейчас произведением искусства.
Ромка шарится в своей куртке, которую сбросил на пол, когда шёл в ванную.
— Бля, одна осталась. Как же я забыл-то? У тебя есть покурить?
— Не-а, последнюю на вокзале выкурил. И новые не купил.
И вообще, Ведьмак, когда ты со мной, я голову свою могу забыть.
Он вытаскивает сигарету. Закуривает и ложится рядом.
— Будешь? — протягивает мне.
Его сигарета — как святое причастие.
— А куда пепел?
— На пол.
— Всегда знал, что ты свинья.
Мы молча выкуриваем одну сигарету на двоих. Наконец, Ромка заговаривает.
— Ты как хочешь, но я не пидорас.
Так я и думал, что он эту тему не оставит.
— Ты не пидорас, — говорю. — Ты дурак. Ты знаешь, кто такие пидорасы?
— Знаю одного такого.
— Пидорасы, — продолжаю, — это плохие люди. Сволочи. Гнусь редкостная. Не знаю, как сказать. Пидорасы, одним словом. Они могут трахать кого угодно: баб или мужиков, но всё равно останутся сволочами.
Он приподнимается и смотрит мне в глаза своими глазами, серыми и глубокими, как осенний пруд. Колдовскими.
— Да, ты не пидорас… — ехидно улыбается он. — Ты этот… как его… иезуит. Из любого дерьма вывернешься.
Он снова ложится на спину, подложив руки под голову. Я откровенно любуюсь его совершенным телом, если не считать нескольких рваных и небрежно зашитых шрамов на плече и левом боку.
Я снова хочу его. Я буду хотеть его всегда.
— Мы вроде пожрать собирались, Ром…
— Ага, — он также окидывает меня откровенным взглядом. — Тащи сюда свою стряпню. И надень чё-нибудь, не тряси мудями, тоже мне, Аполлон Бельведерский.
Замотавшись розовым полотенцем, которое всё ещё хранит влагу Ромкиного тела, ухожу на кухню.
— Салат пересоленный, — критикует он, когда уже съел весь салат.
— Ничего, попьёшь побольше — поссышь подольше.
Он опять гогочет. Мне нравится смотреть, как он смеётся. У него ведьмачья улыбка, хищная и нечеловечески притягательная.
— Слышь, мне пора. Мать уже, наверное, заждалась. Я ей сказал, что не приеду, пока не решу дела в городе.
— Останься на ночь?
Я кладу ладонь ему на плечо. Он не стряхивает её, как обычно.
— И хули мне с тобой, педиком, делать?
— В карты будем играть. На раздевание.
— Я бы сыграл на твои паскудные зелёные глаза.
— А я на твою ведьмачью волшебную палочку.
Притягиваю его к себе, обняв за шею, и мы целуемся. Жадно, грубо, не останавливаясь. У него сухие обветренные губы, царапают меня, оставляя во мне и на мне частицы кожи. Ведьмак слишком силён и похож на зверя. В каком-то безумном порыве он прокусывает мне губу, густое и солёное наполняет мой рот. И его рот тоже. Ведьмак отстраняется от меня, протягивает руку, срывает полотенце с моих бёдер. И вдруг, наклонившись, обхватывает мой торчащий член ртом. От неожиданности я отодвигаюсь, но он придерживает меня. На какое-то мгновение чудится, что этот зверь просто-напросто откусит мне член. Но Роман, похоже, вкладывает в свои действия все нерастраченные нежность и ласку.