Я расслабляюсь, откидываю голову назад. Его губы и язык скользят уверенно, плотно обхватив мой член, будто этим он занимался всю жизнь. Но я готов поклясться, что такое у него впервые.
Меня снова охватывает невыносимое пекло. Вскоре не остается ничего, кроме одной-единственной горячей точки и колдовских движений.
Но он не даёт мне выстрелить ему в рот.
Роман ложится на живот, раздвинув ноги и согнув их в коленях. Я понимаю, чего он хочет. И я вхожу в него. Ему должно быть больней, чем мне, так как у него никогда не было мужчины. Он только дёргается и стискивает зубы.
Я стараюсь быть осторожным, но страсть, растревоженная его ласками, не даёт мне быть осторожным, мне всё сложнее контролировать себя.
Одной рукой придерживаю его плечо, другой глажу живот, затем всё ниже, к эпицентру страсти. Сжимаю густые жёсткие волосы на лобке, Роман стонет. Ласкаю головку, Роман стонет. Стискиваю его член, Роман стонет. Сжимаю нежно яички, Роман стонет.
Мой Ведьмак превратился в один длительный животный стон.
Я убыстряю движения, совсем перестав заботиться о своём любовнике, и в то же время, целиком растворившись в нём.
Мы приходим к финалу одновременно.
— Ты обкончал мои чистые простыни, — замечаю ему, когда мы отдышались.
— Я выстираю, — отвечает он задумчиво.
Он лежит на боку, отвернувшись от меня. Я лежу рядом, обхватив его руками и ногами, не собираясь никуда больше отпускать.
— Это всё как-то неправильно, — говорит он. — Но, веришь, мне совершенно похрену.
Я целую и глажу его спину, не отвечая.
— Эх, бля, курить-то как хочется.
— Сейчас сбегаю в ларёк.
Он поворачивается ко мне.
— Правда?
— Для тебя всё, что угодно.
Ведьмак проводит пальцами по моей щеке, задерживается на губах
— Буду благодарен.
Надо же, в нём даже проснулись изысканные манеры.
На самом деле мне не хочется от него уходить. Король Минутная Стрелка, пожалуйста, останови время.
Нехотя отрываюсь от Романа, встаю, одеваюсь, кое-как приглаживаю взлохмаченные волосы, стягиваю их в хвост. Смотрю на Ведьмака, он, кажется, задремал.
На улице стало совсем сыро и промозгло, но я ощущаю себя пламенеющей свечой на лютом морозе. Свечой, которая не умеет и не может гаснуть.
Купив сигареты, возвращаюсь домой.
Тишина. Пустота. И остатки ароматов любовного помешательства.
Сажусь на измученные нами грязные простыни.
Ну да. Я почти не сомневался.
Он снова ушёл от меня. Мой непокорный Ведьмак. Моя горячая точка. Моя личная война.
Я распечатываю сигаретную пачку, сую сигарету в рот, понимая, что мне лень идти за зажигалкой. Это, наверное, только Ведьмак умеет прикуривать от пальца. Ну, или от чего другого.
Но с тобой я тоже стал немного колдуном. И я обязательно наколдую, чтобы ты пришёл ко мне и забрал меня из одинокого коридора ожидания.
Потому что я не знаю, куда мне идти без тебя.
Утром в субботу мне позвонила бывшая.
Нашлась тварь, которая сообщила ей о моём приезде.
Голос в трубке был визгливым и нервным, как в то время, когда она думала, что штамп в паспорте даёт ей право на мою душу. Пришлось вспомнить старые навыки и вежливо, но твёрдо послать её на хрен.
Мать возмутилась. Взяла своё пресловутая «женская солидарность». Я, видите ли, не должен быть грубым с женщинами. Тем более с той, которая подарила мне… Бла-бла-бла, трали-вали.
Я натянул джинсы и куртку, пересчитал деньги в бумажнике.
— Ты куда?
— По центру прошвырнуться.
— К ужину будешь?
Я неопределённо хмыкнул:
— Как карта ляжет.
И выскочил за дверь — чтобы не слышать, что она скажет дальше. Я знаю её проповеди наизусть. Голос при этом у матери становится такой, что тянет блевать. Уж лучше во двор, на улицу, под ласковое северное солнышко, от которого не кипят мозги и не темнеет в глазах.
Я иду, куда глаза глядят. Отмечаю перемены, случившиеся за месяцы, пока меня не было в городе. Вот этот ларёк сожгли и ещё не восстановили, там починили скамейки, здесь асфальт заменили тротуарной плиткой. Я отмечаю её цвет, фактуру и то, как ведут себя на ней подошвы моих кроссовок — автоматически. Это рефлекс, привычка, вторая натура.