Ключников пришел такой же сердитый и расстроенный, как и его непокорная сотрудница.
— Она не понимает, что это не п-партизанский отряд, а самая глубокая шахта на земле. Мне некогда сп-порить и гоняться за этой отчаянной девицей на глубине пяти с лишним тысяч метров, — заговорил он, заикаясь от возмущения. — Она лезет щупать каждую встречную жилу, совершенно не думая, чем рискует. Это кавалерийские набеги, а не геология. Что же, я не знаю, какие мы п-породы проходим, что ли?
— Не знаете, — зло вставила Вера.
— Ha днях очередной взрыв задержался на десять минут только потому, что эта лихая разведчица залезла на самое опасное место и не пожелала уйти, пока не возьмет образцов…
— Вера Никифоровна хочет уходить с работы в шахте, — прервал Ключникова Дружинин.
— Не возражаю. Я рад, — ответил Ключников.
— Зато я возражаю. Извольте мириться, товарищи. Счеты сведете после окончания шахты, — заявил решительно Дружинин.
— Пусть этот комнатный инженер мне не мешает…
Я велю и близко не подпускать к шахте эту отчаянную девицу…
— Приказываю мириться! — рявкнул Дружинин и при этом так стукнул кулаком по столу, что оба противника замерли на полуслове. — Нашли время ссориться… Ключников, сейчас же протяни руку Вере. Вера, извольте улыбнуться Ключникову. Да улыбайтесь же, когда вас просят!.. Нет, нет, не так кисло, а как следует — приветливо, дружелюбно!
Спорщики невольно подчинились. Ключников протянул руку Вере.
— Ну вот, наконец-то! — удовлетворенно проговорил Дружинин. — Теперь садитесь и спокойно рассказывайте, что делается в шахте. Как выбросы горячих газов? — Он перешел на обычный суховатый тон делового инженера.
— Тот же горячий слой, и чем дальше, тем хуже… — начал было Ключников, но его прервали мелодичные гудки, раздавшиеся из громкоговорителя радиоустановки.
— Москва!.. Вадим, будь любезен, попроси сюда Медведева. Должен быть серьезный разговор, — быстро сказал Дружинин.
Ключников поднял трубку телефона, чтобы позвонить Медведеву, но в этот самый момент дверь открылась и в комнату вошел парторг.
Дружинин повернул переключатель. Экран замигал, и на нем возникло взволнованное лицо Марины. Она работала теперь у заместителя Дружинина — Рашкова.
Дружинин указал Медведеву на кресло и дал понять жестом Вере и Ключникову, чтобы они не уходили.
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич! — Марина улыбнулась с экрана. — С вами будет говорить Рашков. Срочное дело.
На экране появилась грузная фигура Рашкова.
— Опять неприятности, Алексей Алексеевич! — начал Рашков обиженным тоном. — Я вам говорил, что вы слишком рано выезжаете, так оно и вышло. А теперь мне приходится расхлебывать кашу, которую вы заварили…
— Что именно вышло? Прошу вас, говорите яснее и короче! — прервал Дружинин.
— Ученый совет рассматривал кривые повышения температуры в шахте и пришел к выводу, что при таком быстром нарастании температуры работать по прежнему проекту нельзя. Нужно переделывать проект и приспособить его к новым условиям. — Рашков сделал паузу, опасливо посмотрел на Дружинина и закончил скороговоркой: — Ученый совет решил передать этот вопрос в Академию наук. Назначается комиссия геофизиков и инженеров, которая поедет на остров. Впредь до выяснения вопроса наши кредиты, вероятно, будут сокращены.
— Так… — сказал Дружинин голосом, полным ярости. — И вы молчали, Рашков? Хотя знали, что непредусмотренное повышение температуры породы работает на нас и дает возможность сделать шахту на два километра короче. Ведь этим уменьшением глубины и сокращением объема работ и ограничивается вся переделка проекта. Вы же инженер, Рашков!
— Я ничего не мог поделать, — Рашков развел руками. — Осторожность — святое дело, против нее не приходится возражать.
— Это не осторожность, а трусость! — воскликнул Дружинин. — Что же вы все-таки сказали?
— Я сказал, — Рашков пожевал полными губами, — что будущее, конечно, покажет, кто прав. Но, знаете, ничто не помогло: пришлось согласиться, что и в данном вопросе вы, по обыкновению, увлеклись…
— Я понимаю: вы отстаивали меня изо всех сил, — со злой иронией сказал Дружинин.
— Вот именно, — обрадовался Рашков. — Но, к сожалению, тщетно…
— Все ясно, — понимающе сказал Медведев. Он внимательно прислушивался к разговору.
— Попросите, пожалуйста, Марину, — обратился к Рашкову Дружинин.
— Еще два слова, — заторопился Рашков, видя, что Дружинин не хочет больше с ним разговаривать. — Я должен довести до вашего сведения… Конечно, я не хотел бы, но это моя обязанность. Это касается секретаря Ученого совета Климовой. Удивительная недисциплинированность и бестактность, прямо удивительная…
— Да в чем же, наконец, дело? Говорите толком! — не выдержал Дружинин.
— Она выступала по поводу температуры почвы н вечной мерзлоты на острове, не узнав моей точки зрения. Говорила с таким апломбом, словно академик. Оспаривала мнения авторитетов, позволила себе поднять на меня голос, а потом расплакалась. На некоторых членов Ученого совета это подействовало: они заявили особое мнение… Теперь, вопреки моему распоряжению, собирается лететь к вам на остров. Говорит, что ей Академия наук дает командировку. Так вот, если приедет, вы ее проберите. Пусть не забывается в другой раз…
— Попросите Марину, — нетерпеливо повторил Дружинин, прерывая его.
Рашков ретировался. Он достаточно хорошо знал Дружинина. На экране снова появилось лицо Марины. Она оглянулась и, понизив голос, заговорила с несвойственным ей жаром:
— Что здесь вчера делалось, прямо ужас! Люся обозвала Рашкова на заседании Ученого совета трусом. Прямо в лицо заявила, что он срывает все дело. Потом назвала его мельницей, которая машет крыльями от каждого порыва ветра, а летать не может. Дым коромыслом!
— Молодец Люся! — в один голос сказали Дружинин и Медведев.
— Потом помчалась к Шелонскому, он был болен и на заседании не присутствовал, побежала разыскивать. Казакова…
— Не знаете, нашла она его? — быстро спросил Дружинин.
— Нашла, конечно, вы, кажется, знаете Люсю. Ездила с ним к Хургину и в Академию наук. Сегодня сидела и что-то писала, потом опять умчалась в академию. Рашков объявил ей выговор.
Дружинин нервно заходил взад и вперед по кабинету. Задержка кредитов, а значит и оборудования, грозила большими неприятностями: положение на шахте создавалось очень напряженное. Два-три не пришедших вовремя парохода, и строительство задержится на год, а то и больше…
Дружинин поручил Марине созвать новое заседание Ученого совета, в котором он будет принимать участие по радио, и велел передать Люсе, чтобы она сегодня же подробно сообщила, чего ей удалось добиться.
- Видите, какие дела, — обернулся он к Вере и Ключникову, молча слушавшим его разговор с Москвой. — А вы ссориться вздумали…
— По-моему, тебе нужно вылететь в Москву, — сказал Ключников. — Без тебя кредиты отстоять не удастся.
— Нет. Здесь он нужнее, — заметил Медведев.
— Конечно, — отозвался Дружинин. — Люся управится и без меня. На шахте дело еще серьезнее. Ее надо отстоять прежде всего.
— Что же, отстоим… — сказал Ключников. — Нелегко нам приходится, но проходка идет.
— Ведь, строго говоря, все это мы предвидели, — сказал, подумав, Дружинин. — Но это должно было произойти несколько позже — скажем, будущей весной или в начале лета. Вся беда в том, что оборудование, которое может помочь нам справиться с горячим слоем, еще не пришло, ведь мы опередили план.
— И до зимы, конечно, не придет, — вставил Медведев.
— Теперь, наверное, не придет, — согласился Дружинин. — Но тем больше оснований смотреть беде в глаза. Давайте подумаем, что можно сделать — руки складывать не приходится, придумаем что-нибудь.
Спокойная уверенность Дружинина поразила Веру. Шахта была делом всей его жизни: Вера никогда не видела, чтобы человек добивался чего-либо с такой страстью. А теперь он спокоен, почти равнодушен.
— Я не понимаю… Вы говорите об этом, как о самой обыденной вещи, — возбужденно заговорила Вера. — Будто завалились дрова в сарае и их надо сложить по-иному. Но ведь, если так пойдет дальше, все полетит к чорту! Разве вы не видите, что это может означать конец шахты!