Как чудесно было купаться и как радостно было сознавать, что он вдруг научился так хорошо плавать. То-то папа с мамой обрадуются, когда он расскажет им об этом.
Хоботок плескался и кувыркался, как в ванне.
— Сийм, давай останемся здесь насовсем! — воскликнул он.
Кстати, если ему где-нибудь очень нравилось, он всегда хотел там поселиться насовсем. На этот раз Сийм был согласен с Хоботком, во всяком случае поначалу… Вдруг где-то вблизи закуковала Кукушка.
— Ку-ку! Ку-ку! Сюда! Сюда!
Сийм вылез из воды и как во сне побрел на голос. Сейчас, сейчас он увидит свою Кукушку! До сих пор он только слышал, как она кукует где-то далеко-далеко. Он видел Кукушку на картинке, но то была не его Кукушка, ома не звенела, не звала, то была скупая, немая кукушка. А теперь…
По желтому песку, по сероватой траве Сийм шагал все дальше и дальше. Он не заметил, что дядюшка Крот что-то сказал Хоботку и затем лениво заковылял прочь, не заметил, что Хоботок теребил его, Сийма, за пижаму и что-то бормотал. Он все шагал и шагал дальше.
Вдруг на его пути возник большой пышный куст, а на нем сотни розовых цветов, каждый величиной с ладонь.
Сийм прямо-таки нырнул в куст. Бесчисленные шипы вцепились в его одежду, крепко держали его, тащили назад, царапали лицо и руки. Сийм не обращал на это внимания и продолжал пробиваться вперед. Только закрыл руками лицо, зажмурил глаза и вслепую пробирался сквозь заросли на голос, который звенел совсем рядом.
— Ку-ку, ку-ку! Сюда!
Пядь за пядью Сийм двигался вперед, пока, наконец, заросли не стали редеть и он не почувствовал себя на свободе. Он опустил руки и открыл глаза.
Он оказался на пестревшей цветами полянке, окруженной буйно разросшимся папоротником и ветвистыми деревьями, такими высокими, что вершин их не было видно.
Но как только Сийм открыл глаза, он перестал слышать Кукушку. Там, откуда только что доносился ее голос, он увидел Королеву. На ней была золотая корона и голубая мантия, и она собирала красную спелую землянику в серебряную корзиночку.
Королева стояла спиной к Сийму, но тут же обернулась, взглянула на него сияющими глазами и воскликнула:
Смотрите, смотрите, какого славного мальчика я нашла в лесу!
Сийм не видел к кому обращалась королева, потому что в эту минуту кто-то крепко ухватился за его пижаму. То был Хоботок. Он теребил его и тихо говорил: — Уйдем отсюда, Сийм. Это злая Королева, это она дала Белоснежке отравленное яблоко.
Сийм тихонько ответил:
— Это не злая Королева, это м о я Королева.
— Кто тебе сказал?
Никто Сийму этого не говорил, просто он узнал ее. Так же, как узнал свою маму, когда впервые увидел ее. Никто не говорил ему, смотри, мол, Сийм, это твоя мама. И уж, конечно, мама тоже сразу поняла, что Сийм не кто иной, как ее сын. Само собой разумеющиеся вещи не надо объяснять.
— Я сам знаю, — уверенно ответил Сийм Хоботку.
— Тогда и я знаю, — согласился Хоботок.
Королева не сводила с Сийма глаз. Она приблизилась к нему, протянула руки, в которых держала полную ягод корзиночку, и спросила: — Ты любишь землянику?
— Люблю, — ответил Сийм. — Я все люблю, кроме того, что отравлено. И самой отравы я тоже не ем.
— Что ты делаешь один в лесу?
— Кукушка куковала, и я хотел ее увидеть.
Королева засмеялась и воскликнула:
— Ну нет, этого мальчика я украду!
— Укради!
— А ты не боишься?
— Не боюсь! — ответил Сийм. Он в самом деле не боялся. Хотя, по правде говоря, все-таки боялся, но совсем другого: боялся, что Королева просто шутит, обещает украсть, а сама не украдет.
— Но ты должен знать, что я живу очень далеко! — предупредила Королева. — Мы отправимся на реку Лимпопо.
Услышав название своей родной реки, Хоботок подпрыгнул, как мячик, и воскликнул:
— Лимпопо! Лимпопо!
Сийм тоже готов был запрыгать и завизжать, но сдержался, опасаясь, что радость окажется преждевременной. Многие обещания остаются пустыми обещаниями — в этом он уже успел убедиться на собственном опыте. Чтобы удостовериться, что Королева не шутит, он спросил: — А как мы туда поедем?
— На автомобиле, — ответила Королева.
— А если на пути окажется море?
— На корабле.
— А если лед?
— На буере.
— А если горы?
— На вертолете.
С каждым ответом сомнения Сийма все больше развеивались и под конец совсем развеялись.