Встрепенувшись от толчка Ивашкина, Елкин открыл глаза.
— Так это же наш капитан! Начальник заставы идет к нам, — обрадовался Ивашкин и приподнялся.
— Тихо, ребята. И чтоб ни единого звука, ни шевеления, — приказал Тагильцев и сам замер, не спуская глаз с приближающегося капитана Рыжова.
А тот прошел мимо и остановился на скате бархана, обращенного к колодцу. Сняв фуражку, вытер лоб платком, обвел взглядом лежавшую перед ним котловину. На лице его можно было прочитать явное разочарование и досаду: неужели он ошибся и пришел не на тот колодец, на который послал Тагильцева? Он обернулся, поглядел на свои следы, очевидно, ему пришла в голову мысль о том, что по пути ему встречались отметки, по всей видимости оставленные Тагильцевым. Тогда непонятно, куда подевались пограничники, где сам старший сержант? Почему никто не встречает?
По крайней мере, так перевел для себя Тагильцев мелькнувшее на лице начальника заставы беспокойство. Затягивать далее было нежелательно и, чуть приподнявшись над укрытием, Тагильцев негромко позвал:
— Товарищ капитан!
Мгновенно обернувшись, Рыжов увидел старшего сержанта, лежавшего под саксауловым кустом. Чутьем опытного командира и бывалого пограничника он сразу же оценил завидную сноровку и тактическую хитрость отделенного — окажись на месте пришедших нарушители границы, они тут же попали бы в невыгодное положение.
Рыжов прилег рядом с Тагильцевым, а тот отдал рапорт:
— Товарищ капитан, пограничный заслон выполняет боевую задачу по охране колодца. За время несения службы нарушителей границы не обнаружено.
Капитан окинул взглядом нависшие над впадиной крутые, как египетские пирамиды, барханы, крохотную мазанку, спросил:
— Службу несет только этот ваш наряд!
— Еще один расположен вон на том холме, — показал Тагильцев.
Там, куда указывал старший сержант, барханы были в зарослях саксаула, и сколько Рыжов ни вглядывался, не мог обнаружить солдат Корнева.
Тагильцев четко, не вдаваясь в подробности, доложил офицеру свой замысел организации службы.
— Дельно, — заметил капитан. — Ваш план одобряю. Со службой ясно. Теперь расскажите, как живете. Как настроение, все ли здоровы, как налажено питание?
И на эти вопросы Тагильцев ответил коротко и деловито. Рассказал и о том, как почистили колодец.
— Хвалю за инициативу. Разумно решили проблему.
— Вот, Ивашкин придумал. Он и спускался в колодец вместе с Корневым. Умыться не желаете?
— Сполоснемся, — Рыжов закурил папиросу, которую во время доклада Тагильцева разминал в пальцах, с улыбкой глянул на Ивашкина. — Молодец…
Прислушиваясь к разговору, Ивашкин наблюдал за местностью и думал, какая, однако, сегодня жара, спасу нет. Но при последних словах начальника заставы ему стало еще жарче. Но он ничего не сказал в ответ на похвалу капитана.
— Ну, ладно, все идет хорошо, — сказал Рыжов, подумал и добавил. — Так… хорошо. Ну, начальник, показывай свой гарнизон.
Пока Тагильцев с капитаном ходили к другому наряду, побывали у колодца, заглянули в мазанку, Ивашкин размышлял над тем, что означало оброненное капитаном: «Хорошо». То ли он одобрил решение старшего сержанта почистить колодец, то ли похвалил его, Ивашкина, осмелившегося спуститься в темную и страшную глубину. Но так и не смог определиться, к чему относилось сказанное.
В это время Елкин допытывался у солдата, прибывшего с капитаном, как идет жизнь на другом колодце.
— А, ничего. Живем, загораем… службу несем. Все так же, как и у вас, — отвечал тот.
Он явно не отличался многословием, к тому же, видимо, изрядно упарился, пока шел. На разговор его не тянуло, и Елкин отстал.
Вскоре Тагильцев и Рыжов вернулись. Еще на подходе Ивашкин услышал, как начальник заставы толковал отделенному:
— Направления наиболее вероятного движения нарушителей вы определили, считаю, верно. А в порядок службы внесите изменения. В каждом наряде достаточно двух человек. Трое пусть постоянно находятся в мазанке, попеременно отдыхают. Это позволит сохранить силы. Как появится враг, вы выходите на него с трех точек. Получше отрабатывайте сигналы взаимодействия. Это очень важно… — капитан Рыжов присел под куст, сел на выступающее горбом корявое корневище. — Учтите вот что… Все пограничные заставы нашего отряда продолжают нести усиленную охрану границы. В тылу участка беспрерывно ведется поиск, прочесывается местность. Но все эти меры пока не дали желаемого результата. Сколько сил потрачено…
— Есть, я все понял. Приказ будет выполнен, — кивал Тагильцев.
— Ну, еще минут пяток отдохнем, — и в обратную дорогу, — сказал Рыжов, лег на спину, сунув руки под голову, и смежил глаза.
Однако отведенный себе срок на отдых капитан не выдержал, поднялся раньше.
— Нам пора. Никаких невыясненных вопросов не осталось? — спросил он.
— Один имеется, правда, не по службе. Он может подождать до более удобного случая, — сказал Тагильцев и тут же пожалел об этом, потому что стал невольным виновником задержки начальника заставы.
— Что за вопрос? Давайте сейчас.
— Мы с Ивашкиным обходили окрестности, подступы к колодцу осматривали…
— Разведку вели… — не утерпел и пояснил Ивашкин.
Ему почему-то очень хотелось, чтобы капитан Рыжов задержался, казалось, стоит начальнику заставы уйти, как нарушатся нити, связывающие их маленькую группу с заставой, с пограничным отрядом. И снова станет неуютно и одиноко в их крохотном «гарнизоне». Так думал он и сам себя представлял маленьким, затерянным в глухой пустыне путником.
— Если идти по этой лощине, — показал Тагильцев, — то она приведет к какому-то не то заброшенному кладбищу, не то случайному захоронению. Удивительное дело, можно сказать, в глубине песков и вдруг такое…
Слушая, капитан развернул полевую сумку, поглядел на карту, нашел нужную точку.
— Примерно в километре отсюда? Мне приходилось там бывать с Берды Мамедовым. Дальние тыловые подступы к заставе изучали. Загадочного там нет, место историческое. В боевой летописи нашего отряда записан тот случай. Крупная банда, около полусотни всадников, в основном бывших басмачей, бежавших в свое время за кордон, нарушила границу и напала на ближайший от заставы аул. Разграбила его, сожгла, захватила скот. Многие активисты, колхозники погибли тогда от рук бандитов. Но уйти банде не удалось. Пограничники загнали ее сюда и покончили с нею. Так появилось это захоронение. Оставшиеся в живых бандиты похоронили убитых по мусульманскому обычаю.
— Это очень давний случай?
— Схватка произошла около двадцати лет назад.
— Вот как… Выходит, тут и клинки звенели, и пули свистели. И если бы не захоронение, ничто бы не напоминало об этом, — в задумчивости проговорил Тагильцев.
— И тем не менее, все было. И шашки сверкали, и пули летали.
— Некоторые могилы, заметили мы, недавно подправлены, на палках свежие ленточки привязаны, — сказал Тагильцев.
— Хвалю за наблюдательность. Факт, заслуживающий внимания. Он тоже в какой-то степени объяснимый. В ближайших аулах еще живут люди, когда-то имевшие связи с басмачами… Больше вопросов нет?
— Нет. Задача нам ясна.
— Желаю успеха. Через день-два я снова наведаюсь к вам, — капитан встал и вышел на «тропу», — ого, ветер изрядный разыгрался.
Действительно, дувший с утра легкий ветерок, сейчас усердно трепал ветки саксаула. Занятые встречей с начальником заставы, пограничники не сразу обратили на это внимание.
С каждым часом ветер дул все сильнее, срывал верхушки барханов и казалось, что они курятся. И тут возникли протяжные звуки, сначала слабые, потом все усиливающиеся. То они напоминали легкий посвист, то монотонное завывание. Было такое ощущение, будто пустыня ожила, зашевелилась.