Ненасытный дух соревнования заставлял Николая добиваться того, чтобы и тут занять не последнее место. Он работал над моделями так, словно от успехов его работы зависела судьба советской авиации, которую в те годы энергично строило Советское государство.
Для Николая лозунг «Пролетарий — на самолет!» звучал призывом, не дававшим думать ни о чем другом. Со стен московских домов на него глядели плакаты Авиахима, призывавшие к постройке эскадрильи «Ультиматум». Эта боевая эскадрилья, состоящая из самолетов отечественной постройки, должна была явиться вещественным подкреплением ответа советского правительства, данного на наглую британскую ноту, получившую у советского народа название «ультиматум Керзона».
Советская страна вплотную принялась за создание собственной мощной авиационной промышленности. Вот-вот поднимутся в небо свои, советские самолеты. Сколько тогда понадобится летчиков!
Николай боялся одного: опоздать.
Эта боязнь усиливалась по мере того, как появлялись препятствия на пути к небу — на пути, казавшемся прежде прямым и совершенно свободным. Партия и комсомол посылали в авиацию своих лучших сынов. У многих из них было больше прав на поступление, чем у Николая. И по образованию, и по возрасту, и — самое удивительное — по физическим данным.
Эти «физические данные» были для Николая полной неожиданностью. Коренастый и жилистый, но маленький ростом, он не производил впечатления сильного человека. Долгая работа в литейной лишила его лицо свежести. Сидение за партой и бессонные ночи сделали юношу вялым.
Нужно было вернуть свежесть лицу и подвижность телу.
И вот Николай начал заниматься футболом. Скоро он стал капитаном своей команды и вывел ее на первое место во всем Петровском парке. В течение добрых двух лет мать Николая, Анастасия Семеновна, шила трусы членам команды и чинила майки, порванные в пылу матчей.
Футбол вернул Николаю здоровье и свежесть.
Но вот была окончена школа.
Николай смело пошел в райком комсомола, где отбирали комсомольцев в авиашколы.
Из райкома он вернулся хмурый. И без того не слишком разговорчивый, он замкнулся в себе. Родители не могли от него ничего добиться. На третий день он уложил чемодан.
— Куда ты? — спросил отец.
— В Муром.
— Зачем?
— Работать.
Из этого лаконичного разговора было, конечно, трудно понять, что Николай решил вернуться на родную Казанку.
Он уехал на службу в Муромские железнодорожные мастерские.
Прошло два года.
Николай приезжал домой только на побывки. Всякий раз он, словно отдавая рапорт, немногословно докладывал отцу о своем продвижении на работе, о том, чему выучился.
К концу второго года старый Франц с радостью узнал, что его сын выдвинут кандидатом на должность мастера цеха. Но узнал не от Николая.
А еще через год Николай вошел в родной дом принаряженный и строго-торжественный.
— Ты что это, словно с праздника или на праздник? — спросил отец.
— С праздника и на праздник.
— Что-то не пойму...
Николай торжественно произнес:
— Ваш сын принят в партию.
Несколько мгновений старик молча глядел Николаю в лицо. Потом привлек за плечи и поцеловал:
— Не обманул ты меня... Ни в чем не обманул. Оправдай доверие партии.
В тот день мать захлопоталась у плиты.
За обедом Франц спросил сына:
— Значит, окончательно в железнодорожники?
И, к своему удивлению, услышал короткое и решительное:
— Нет.
— Как же так?
— Другая у меня дорога. Вы знаете... — И Николай движением руки показал на окно, в залитое солнцем ярко-голубое небо.
— Теперь это зависит не только от тебя, — в сомнении сказал Франц. — Что скажет партия.
— Партия пошлет меня в авиацию.
— Говоришь так, словно это в твоих руках.
— Судьба каждого человека, папа, в его руках.
Франц было покачал головой, но, поглядев на сына, сказал:
— Впрочем, кому же теперь и глядеть-то ввысь, как не вашему брату.
— Я тоже так думаю.
— Значит, препятствий больше не видишь?
— Осталось одно.
— Большое?
— Ежели остальные одолел, это доломаю.
— Какое же?
— Я сам.
Франц с удивлением посмотрел на сына:
— Что же... не уверен в себе?
— Хочешь не хочешь, а дело я завязал большое, — серьезно проговорил Николай. — Ведь летчиком-то надо стать не обыкновенным..
— Золотым, что ли? — улыбнулся отец.
— Советским.
— Да, звание высокое! — Франц вздохнул. — Большое даром не дается.
— Знаю.
И тут в голосе отца зазвучали гордость и ласка:
— Ты-то... свое возьмешь. Партия поможет!
— На нее и надеюсь, — уверенно сказал Николай. — Стану, кем надо...