В следующее мгновение те, кому не хотелось видеть неизбежную гибель товарища, отвернулись или зажмурились.
Однако ни через секунду, ни через две они не услышали характерного звенящего хруста, с которым врезается в землю самолет. Не было слышно и взрыва воспламенившихся баков. Только свистели расчалки и шуршал воздух, рассекаемый винтом.
Николай точным движением вывел машину из штопора и безукоризненно посадил ее рядом с «Т».
Пока он вылезал из кабины и, твердым шагом подойдя к Баранову, докладывал о полете, никто не проронил ни звука. Слишком велико было напряжение.
Николай закончил рапорт и отнял руку от пилотки.
Баранов спокойно, словно ничего не произошло, спросил:
— Побоялись выпрыгнуть?
Николай посмотрел на него с недоумением и промолчал.
— Нуте-с, почему не воспользовались парашютом? — переспросил Баранов.
— Я забыл доложить вам перед вылетом, что совершу посадку по-чкаловски.
Теперь с таким же недоумением посмотрел на него Баранов:
— Вы знаете Чкалова?
— Лично не знаком, но...
Николаю очень хотелось рассказать, как высоко он ставит свой идеал — Чкалова, как хочет подражать ему. Но не мог же он, в самом деле, исповедоваться тут, перед этим суровым человеком, к тому же приехавшим сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать излияния всяких мечтателей!
— Нуте-с?
— ...но я слежу за его работой.
— И знаете об этой его посадке?
— Да.
— И могли бы ее повторить?
— Да.
Баранов смерил его небольшую фигуру оценивающим взглядом.
— Ваши начальники прочат вас в Отдельную истребительную, но я хочу предложить вам другое: хотите в школу воздушного боя?
На лицах присутствующих появилась улыбка. Такое предложение было беспримерным. Со школьной скамьи попасть туда, куда берут только испытанных истребителей! Вот будет отличная рекомендация для молодой Луганской школы!
Начальник школы приосанился и многозначительно посмотрел на комиссара. Тот улыбнулся. А Николай смущенно глядел на носки своих ярко начищенных сапог.
— Нуте-с? — нетерпеливо проговорил Баранов.
— Я бы не хотел ни туда, ни сюда.
— Вот как?
— Моя мечта — тяжелая авиация, большие корабли.
Лица окружающих разочарованно вытянулись: ему предложили то, о чем, могут только мечтать лучшие из лучших, а он!..
Но, вероятно, Баранов правильно понял, что творилось в душе молодого летчика, и верно оценил блеск его серьезных глаз.
— Вам видней. Будь по-вашему: я пошлю вас в тяжелую авиацию. Но... — Баранов помедлил и с особенным ударением сказал: — имейте в виду: каждый тяжелый корабль — на вес золота. Мое условие останется в силе: первая авария — и я спишу вас из ВВС... Нуте-с?
Николай не опустил взгляда:
— Надеюсь долго служить летчиком, товарищ член Реввоенсовета.
Строй марширующих выпускников был уже далеко, когда смотревший им вслед Баранов пошел к своему «Р-6».
Баранов уже поставил было ногу на стремянку, но вдруг обернулся к начальнику школы:
— Я собираю в Москве слет отличников боевой подготовки. Как вы думаете, этот Гастелло... не подведет?
— Мы в нем уверены.
— Пришлите его на слет.
— Есть.
— Потом направим его в тяжелую часть.
Начальник школы молчал.
— Нуте-с?
Начальник школы ответил вздохом. Ему было жалко отдавать в бомбардировочную орленка, родившегося с крыльями истребителя. Но возражать Баранову не приходилось.
— Есть, — ответил он и еще раз вздохнул.
Баранов понял и улыбнулся. Он протянул на прощанье руку:
— Не тужите. Их будут тысячи.
...«Р-6» давно исчез в белесоватой дымке, а Николай все стоял, никем не замечаемый, на краю аэродромного поля и смотрел вслед самолету Баранова. Он никак не мог решить: правильно ли он поступил, не напомнив начальнику Воздушных Сил о том, что они уже встречались? Может быть, он должен был Баранову даже сказать, что является чем-то вроде его крестника?.. Или не должен был?.. Нет, пожалуй, он поступил верно.
Прощай, авиация!
— Вот и опять дорожки врозь, — грустно сказал Федот.
— На то они и дорожки, чтобы расходиться и снова сходиться! — весело ответил Николай и спросил: — Ты, никак, и впрямь загрустил?
Федот сидел, подперев подбородок кулаком, и наблюдал за ловкими движениями рук друга. Николай так же ловко, как с ручкой самолета или с карандашом, управлялся с сапожным инструментом.
— Видно, мне на роду написано плестись за тобой в хвосте! — сказал Федот. — Ты от вагранки, я — к ней; ты из школы, я — в нее; ты из Луганска, я — сюда. Странная судьба.
— Судьба у летчика одна — летать.
— Опять так: ты впереди, я сзади?