Капитан Туциков шел бережком, с удовольствием поглядывая на крепкие, загорелые тела молодых летчиков. Было весело видеть игру мышц под темной блестящей кожей, уверенные, сильные движения, ловкость. Душа командира радовалась здоровью и молодой жизнерадостности подчиненных.
Вдруг взгляд капитана остановился на особенно ловкой и сильной фигуре.
Тупиков с удивлением смотрел на небольшое, но очень пропорционально и красиво сложенное тело Николая. Оно было сухое, отлично тренированное. Не замечая капитана, Гастелло показывал кружку собравшихся вокруг него товарищей упражнения, далеко выходящие за пределы норм ГТО. Николай подошел к торчавшему из песка колу, на котором были, повидимому, когда-то укреплены мостки для стирки, оперся на кол правой рукой и легко сделал стойку. Потом проделал два или три выжима и, заменив правую руку левой, повторил то же самое.
Товарищи зааплодировали.
Тупиков не удержался и сказал:
— Из вас, Гастелло, вышел бы неплохой акробат.
Он думал, что говорит приятное Николаю, но тот посмотрел ему в глаза и уверенно отчеканил:.
— Полагаю, товарищ капитан, что акробат из меня вышел бы даже отличный, но... я предпочитаю стать отличным летчиком.
Это были, пожалуй, первые и последние слова с оттенком нескромности, которые кто-либо от него слышал. Но Тупиков готов был простить ему это. Туников понял, что Гастелло угадывает его нерасположение к нему, как к летчику. Может быть, даже догадывается о намерении капитана списать Николая. Тупиков не нашелся, что ответить. Этот случай разбил мнение Тупикова о том, что Гастелло физически непригоден к управлению тяжелым кораблем. А замечание Николая показало, что он вовсе уж не такой тихоня, каким кажется, и в случае надобности сможет постоять за себя. Это тоже понравилось командиру. На следующий день, уйдя с Гастелло в первый совместный полет, Тупиков окончательно убедился в ошибочности своих первых впечатлений. Он нарочно с первого же полета пробыл в воздухе десять часов. Гастелло не обнаруживал признаков утомления и легко вел корабль.
В следующий полет корабль стало очень сильно болтать, и Тупиков взялся было за управление, но убедился, что Гастелло с правого сиденья отлично справляется с машиной и без него. При подходе к аэродрому болтанка перешла уже в настоящую трепку, но и тут помощь командира оказалась излишней. Гастелло самостоятельно подвел корабль и очень точно посадил его.
— Трудновато? — спросил Тупиков.
— Справиться можно, — скромно ответил Гастелло.
Мысленно Тупиков сказал: «И ты справишься», но вслух только заметил:
— Посмотрим.
Чувство недоверия к молодому летчику начало сменяться в нем симпатией.
Совершив с Гастелло еще несколько поверочных полетов, Тупиков, наконец, сказал:
— Завтра пойдете на левое сиденье.
Можно было подумать, что Николай ни минуты не сомневался в том, что именно это Тупиков и скажет. Он коротко ответил:
— Есть.
Приложив пальцы к пилотке, четко, по уставу, повернулся и ушел. На лице его Тупиков не прочел ничего.
Гастелло на следующий день занял новое место — свое первое командирское место.
Тупиков внимательно наблюдал за молодым летчиком. Придирчиво контролировал каждое движение. Придраться было не к чему.
Когда вылезли из машины, Тупиков ждал, что Гастелло задаст обычный для всех летчиков взволнованный вопрос: «Ну как, товарищ командир?»
Но ничего похожего не произошло с Николаем. Он ждал, когда заговорит командир.
Тупиков хотел было отпустить его, так ничего ему и не сказав, но не выдержал и протянул руку:
— Поздравляю: вы командир корабля.
Гастелло молча отдал честь.
Тупиков минуту думал: «Какой же корабль ему дать? Может быть, «семерку»? Нет, нельзя. Молод, не справится. На «семерке» — худший экипаж в бригаде. Подвел уже двух командиров... А впрочем, пусть-ка попробует. У этого зубы, кажется, крепкие...»
— Примите голубую «семерку», — сказал Тупиков.
— Есть принять голубую «семерку», — спокойно ответил Гастелло.
Полетаем!
Тупиков не выпускал Гастелло из поля зрения. Этот молчаливый молодой человек заинтересовал его. Чем дальше, тем больше командир отряда убеждался в том, как можно ошибаться в людях. Было ясно: обладатель «хлипкой фигурки» — не только не худший командир и летчик в отряде, но, пожалуй, может кое-чему научить других командиров кораблей.
Люди из экипажа голубой «семерки» стали самыми подтянутыми не только в отряде, но и во всем полку. Техник — хозяин «семерки» — почти перестал прибегать к помощи инженера полка, как это бывало прежде, когда он обращался с пустяковыми вопросами. Теперь на «семерке» почти все делалось руками экипажа. Всякий свободный час заполнялся беседами на технические и политические темы. Беседы проводил сам командир корабля.