Николай приложил часы к уху. Они стояли.
Справа послышался шум приближающегося автомобиля. Неожиданно выросло над травой облачко пыли, катящееся следом за автомобилем.
Николай ничком бросился в траву.
Прямиком по степи шла открытая легковая машина. В ней сидели четыре японца. Машина направлялась прямо к тому месту, где начиналась борозда травы, примятая Николаем во время приземления.
Стало ясно: его спуск был замечен.
Следуя бороздой, японцы доехали до парашюта. Николай видел, как они подняли комбинезон и парашют. Летчик прижался к земле. Передвинул на живот кобуру и вынул пистолет. Стоило ли прыгать для того, чтобы через несколько минут пустить себе пулю в лоб? «Это хуже, чем сгореть с самолетом», — подумал Николай.
Японцы общарили высокую траву вокруг комбинезона. Николай хотел было ползти прочь, но сообразил, что это не спасет, а только повредит ему. Двигаясь ползком, он примнет траву. Этот след приведет к нему японцев, которые к тому же могут заметить движение травы над ним. Он еще плотнее прижался к земле, до боли в ладони сжимая пистолет.
Сухая земля звонко отдавала каждый шаг японцев. Николай слышал, как шуршит раздвигаемая ими трава. Он боялся выглянуть, чтобы проверить направление их движения. Когда ему показалось, что шаги приблизились, он поднял пистолет на уровень плеча.
Прошло несколько мгновений, показавшихся Николаю очень длинными. Он думал о том, как выскочит из травы; отбежит, чтобы удлинить срок стрельбы. Огонь откроет не наобум, не на ходу, а только остановившись, с колена, подставив левую руку для упора. Японцев четверо, патронов восемь... Нет, нужно считать семь, даже шесть — на свою долю надо оставить два. Мало ли что?.. Значит, шесть выстрелов на четверых...
Он думал спокойно, расчетливо.
Между тем голоса японцев стали удаляться. Николай осторожно поднял голову: японцы садились в автомобиль. Один из них стал ногами на подушку и еще раз оглядел местность вокруг.
Наконец они поехали, петляя по степи.
Шум автомобиля постепенно затих вдали.
Некоторое время Николай еще не шевелился. Потом перевернулся на спину. Хотелось заснуть, но не решался закрыть глаза. Лежал и смотрел на небо.
Легко и свободно неслись облака.
С запада прошло звено вражеских «девяносто седьмых».
Одиноко маячил в небе степной орел. Он ходил размашистыми, однообразными кругами, редко-редко пошевеливая крыльями.
Николай лежал, не шевелясь, и все глядел вверх.
Чем дальше, тем мучительнее хотелось спать. Николай упрямо боролся со сном. И все-таки заснул.
Когда он проснулся, было уже темно. Высоко стояли звезды.
Николай встал и пошел на запад. Справа виднелись редкие огоньки — вероятно, костры на далеком неприятельском бивуаке. Николай сделал большой крюк, намереваясь обойти японское расположение, но, по мере того как он шел, огни появлялись все вновь и вновь. Они приближались. Наконец Николай увидел, что это окопы второй линии на позиции противника. Повидимому, они служили жильем для японских резервов.
Николай силился представить себе, где именно он находится. Восстановил в памяти все движения бурмистровской девятки и эволюции Ююкина. Он постарался представить себе карту фронта и мысленно водил по ней пальцем, вспоминая данные разведсводок и стараясь найти «окно» в линиях японцев. Подумав, взял еще влево.
Идти становилось все труднее. Сапоги немилосердно терли ноги. Когда приходилось вытаскивать ноги из песка, хотелось кричать от боли. Стали попадаться болотца. Сапоги наполнились водой. Николай сел прямо в воду и разулся. Идти по прохладной воде стало легче, но теперь босые ноги больно резала осока.
Огни справа гасли один за другим. То ли баргуты переставали жечь вечерние костры, то ли прерывалась позиция. Оттуда же, справа, все чаще стали доноситься разрывы снарядов, орудийные выстрелы и слабые, едва слышные хлопки винтовок.
Изредка вспарывала воздух пулеметная очередь; она возникала неожиданно и так же неожиданно обрывалась.
Николай шел, потеряв представление о времени. Усталость была так велика, что боли в ногах он уже почти не чувствовал. Он шагал по инерции, сознавая, что если остановится хотя бы на минуту, то дальше не сможет идти.
Небо начинало бледнеть. Звезды пропадали одна за другой.
Близко справа воздух разорвала короткая очередь пулемета.
Николай остановился.
Вот снова в том же месте. Совсем близко.
Выстрелы были частые, сливались в одну дробную строчку. Николай настороженно вслушивался: он не мог ошибиться — это была скорострельность советского пулемета. У японских был совсем другой, более низкий тон и гораздо более редкий темп стрельбы.