13 марта 1940 года ровный голос диктора возвестил победу Красной Армии. В этот день, в 12 часов по ленинградскому времени, прекратились военные действия между СССР и Финляндией.
В первый раз Анна Петровна вздохнула легче. Легче, но не легко. Что она знала о Николае? Ничего.
С этого часа она вместе с женами других летчиков смотрела на небо: летят или не летят?
Конечно, они прилетели.
Женщины выбежали на крылечки, на балконы. С севера, гудя моторами, приближались эскадрильи. Женщины боялись глядеть вверх, но разве можно было заставить глаза оставаться опущенными!
Желтая «единица»?..
Вот, вот она!
Николай пришел с аэродрома спокойный, подтянутый, с таким красным, опаленным морозом лицом, словно оно было обожжено огнем.
— Ну, как? — Губы Анны чуть вздрагивали от сдерживаемой радости.
— В порядке.
Это было слишком на него похоже, чтобы Анна Петровна стала расспрашивать. Она удовлетворилась тем, что Николай несколько дней сидел дома, мастерил для сына игрушки и отдыхал.
В один из этих дней к нему зашел командир полка.
— Командование отбирает несколько летчиков для полета за границу с советской делегацией... Хочу предложить вас.
Николай с минуту подумал:
— Если это не обязательно, лучше не предлагайте.
— Что так?
— Ведь вопрос о снабжении нас самолетами нового типа решен?
— Да.
— Значит, придется всерьез заняться их освоением.
— Вернетесь и займетесь... Машины хороши. За это время не устареют. В ногу со временем идут.
— Нас это уже не должно устраивать, — сказал Николай.
Командир рассмеялся:
— А вы что же, хотите, чтобы техника опережала время?
— Советская техника должна опережать время, а мы, советские люди...
— Идти в ногу с нею? — закончил было за него командир, но Гастелло покачал головой:
— Нет, впереди нее.
— Ишь вы какой!.. Тем более полезно бы побывать за границей.
— Зачем?
— Людей поглядеть и себя показать.
— На людей этого сорта я вдоволь насмотрелся в Финляндии.
— Зря отказываетесь лететь.
— У меня дома дела по горло.
— Уговаривать не стану. Думал, вам интересно.
— Мои интересы, товарищ майор, здесь! — И Николай уверенно ткнул пальцем в землю. — На своей земле.
— Тоже правильно, конечно, — примирился командир и, чтобы переменить разговор, спросил: — А что это вы в постели? Говорят, прихварываете?
Николай рассмеялся:
— Болеть нам, товарищ командир, некогда.
В разговор вмешалась Анна:
— Это я его теперь с петухами укладываю. Пусть немного отдохнет. Небось, как только новые машины придут...
— Послезавтра получаем, — сказал командир.
— Значит, с послезавтра я его дома и не увижу, — сказала она.
Действительно, скоро Анна Петровна почти перестала видеть мужа.
С утра он собрал экипажи и начал с ними проработку инструкций к новой материальной части. А через день прибыли и новые самолеты — скоростные дальние бомбардировщики. Николай спозаранку уходил из дому и возвращался поздно вечером.
— Ты так торопишься, — сказала как-то Анна Петровна, — что можно подумать, будто завтра опять война.
— А ты можешь сказать «нет»?
Теперь отоспимся!
Гастелло очень хорошо помнил наказы партии о бдительности и готовности к отражению всяких неожиданностей. Как солдат, чьей профессией была постоянная готовность во всеоружии встретить врага, он никогда не позволял себе демобилизовываться. Как коммунист, он зорко наблюдал за собой и своими товарищами, поддерживая в них бодрость духа, веру в правоту своего дела и готовность по первому зову партии быть на боевом посту. Как патриот, он всегда, днем и ночью, жил одним-единственным порывом: оказаться достойным возложенных на него высоких обязанностей защитника отечества и ни в малом, ни в большом не бросить тени на свой мундир командира Красной Армии.
Теперь он был командиром эскадрильи и отвечал уже за девять машин с их многочисленными летными и наземными экипажами.
Вскоре, после того как соединение, получив новую материальную часть, перебазировалось на другую стоянку, между Смоленском и Рославлем, эскадрилья Гастелло снова вышла на первое место по учебно-боевой подготовке. Все ее летчики в совершенстве владели новой, сложной техникой. Разведка и бомбометание, полеты днем и ночью, вождение за облаками и бреющий полет — все было освоено его людьми. Каждый из них был лично проверен командиром эскадрильи. Каждый летчик, каждый штурман видел рядом с собой спокойного, никогда не повышающего голоса командира. Все, как огня, боялись его замечания. Но все знали: оно никогда не будет сделано напрасно.