– Я чувствую то же самое, – подтвердила она. – Такое облегчение слышать то же самое от тебя.
– Что ты скажешь, если я отдам тебе ключи от моего дома? – спросил он. – Тогда тебе не придется вторгаться, когда я принимаю душ.
– Думаю, эта мысль мне нравится.
– А что скажешь насчет того, чтобы съехаться? – напрягся Ян. Он знал, что немного давит, но сейчас, когда под ногами снег, а над головой звезды как зонтик, он почувствовал, будто мог говорить все, что угодно.
– Ты меня любишь? – спросила она.
– Ты знаешь, что да.
– Скажи это.
– Я люблю тебя, Вероника Реддинг. Я очень тебя люблю. Я провел последние шесть месяцев, пытаясь не любить тебя, и в это время мне было физически больно находиться рядом с тобой и не говорить о своих чувствах. У меня было ощущение, что мое сердце зажали в тиски и теперь их, наконец, сняли. Вся боль из груди ушла. Я понимаю, что вроде рановато говорить об этом, но я провел шесть месяцев не в состоянии дышать полной грудью из-за тебя и теперь, наконец, могу снова дышать, и все, чем я хочу дышать – это ты.
И снова эта улыбка, редкая и милая, как роза, которая цветет только зимой.
– Я не могу с тобой съехаться, – сказала она. – Я хочу. Очень. Но я не могу себе этого позволить.
Он рассмеялся.
– Ты считаешь, что я стану брать с тебя аренду? Я не хочу и не нуждаюсь в твоих деньгах.
– Да, но я хочу и нуждаюсь в своем достоинстве. Я не собираюсь жить за твой счет только потому, что ты можешь это позволить.
– Но…
– Я не могу, – повторила она. – И, клянусь, не из-за тебя. Я давно тебя люблю. Ты просишь меня переехать к тебе, и у меня чувство, будто приехал Санта-Клаус и спросил, не хочу ли я новый электронный комплект горелки от Ликольн и тонны две металла. Конечно же, я хочу. Но я не сплю с Санта-Клаусом. Я не могу принять пожертвование от мужчины, которого люблю. Мне нравится, когда ты играешь в босса, когда мы в постели, но, когда мы за ее пределами, я хочу, чтобы мы были равны. Я не могу быть твоей должницей.
– Я понимаю, правда, – сказал он. – Когда мне было двадцать, я жил в ужасных квартирах, потому что не хотел принимать денег от отца и не хотел жить дома. Но ты мне уже сказала, что будешь получать у Кловер ту же сумму, что и у Эшеров. Это значит, что мы никогда не сможем жить вместе?
Она вздохнула и выдохнула облако пара в сторону луны.
– Как насчет этого? – спросила она. – Как насчет того, чтобы подождать, пока я не продам скульптуру? Мне нужно продать всего лишь одну, и я смогу внести оплату за целый год. И тогда я смогу переехать и не чувствовать себя золотоискательницей.
– Я зарабатываю только двести пятьдесят в год. Скорее, бронзоискательницей.
Она рассмеялась.
– Ты знаешь, о чем я.
– Я знаю, о чем ты. Ладно, по рукам. Я не хочу ждать, но могу. Ради тебя определенно могу.
– Галерея Моррисон устраивает выставку и ночной показ на неделе до Рождества. Я могу что-то продать. Никогда не знаешь.
– И тогда ты переедешь ко мне?
– И тогда я перееду к тебе.
– Обещаешь?
– Клянусь.
– И ты сказала, что я не могу купить ни одну из твоих скульптур?
Она покачала головой.
– Все по-честному.
– Хорошо. Все по-честному.
Держа ее за руку, он начал тянуть ее назад, к дому. Он не мог дождаться, чтобы снова затащить ее в постель и заниматься любовью до утра.
– Подожди, – остановила она. – Смотри.
Она показала на небо, и Ян посмотрел туда, куда она показывала, – на маленький метеор, который рассекал слой звезд на горизонте.
– Загадай желание, – сказала она.
Ян загадал желание.
– Что загадал? – спросила Искра.
– Чтобы ты продала статую.
Она тихо рассмеялась.
– Ты так сильно хочешь, чтобы я переехала?
– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – ответил он. – И я знаю, что это сделалает тебя счастливой.
Он посмотрел на нее и увидел слезы в уголках глаз. Они сияли в лунном свете.
– Ты пытаешься затащить меня в постель, да? – хмыкнула она.
– Не работает?
– Определенно... – Искра сделала шаг назад. Она округлила глаза. Сильно.
– Что?
– Ян, – прошептала она. – За твоей спиной чертовски огромный медведь.
– Черт, что? – прошептал он, поворачивая голову и ничего, абсолютно ничего не увидел.
И тут он услышал, как Искра убегает.
И смех. Такой злобный смех.