– Ну что, созрел?
– Прикройся! – Артем поднял валявшийся у нее в ногах плед и бросил ей в руки. – Через десять минут чтобы и духу твоего здесь не было!
Девица отшвырнула плед и вскочила на ноги:
– Ну, ты, папашка, даешь! А кто мне моральный ущерб возместит?
– Ничего, бог подаст! Ты мне гораздо больший ущерб нанесла. Весь шоколад сожрала, чем мне теперь врачиху задобрить?
Девица быстро и эмоционально поведала о том, где она видела эту самую врачиху, а вместе с ней и самого Артема. Он спорить не стал, а снова предложил ей выметаться, что она через четверть часа и сделала, не преминув обозвать его на прощание старым козлом и вонючим импотентом.
Этим она окончательно испортила Артему настроение. Ну, на кой ляд он торчит уже второй год в этом богом забытом крае, в маленьком тоскливом городишке, в загаженной квартире, по которой катаются из угла в угол пустые водочные бутылки и бегают голодные тараканы? И за это удовольствие он ежемесячно выкладывает кругленькую сумму, чуть ли не половину своей военной пенсии...
«Сдаешь, полковник! – вторично констатировал Таранцев. – Уже и шлюх стал водить, и напиваться до беспамятства...» Он снял с подушки длинный черный волос и, брезгливо сморщившись, скатал его в пальцах и бросил в переполненную пепельницу, стоящую на спинке дивана. Девица ночью курила, это он определил не только по количеству окурков со следами темной помады, но и по новой дыре в диванной обивке, зияющей аккурат возле изголовья.
«Как еще пожар не устроила, паршивка!» – подумал он о гостье без прежней злости и, посмотрев на мерно тикающий возле голой ступни будильник, отметил, что вполне можно было не выпроваживать ее столь скоропалительно, а попытаться доказать, что ее оскорбительные определения в его адрес не соответствуют истине. Но тогда уж точно пришлось бы с ней расплачиваться, а в кармане полковника Таранцева на сей момент скучало лишь несколько серых, как утренний туман над городом, десяток на бензин – его неприкосновенный запас. И тратить их на сомнительное удовольствие трахнуть лишний раз незнакомую шлюшку – на такое он не решился бы, наверное, и под страхом смерти. Добираться до аэропорта на троллейбусе? Нет уж, увольте! И хотя его старенькая «копейка» – тоже не высший пилотаж, но полковник перестал бы себя уважать, если бы пришлось пересесть с нее на общественный транспорт в угоду древним мужским инстинктам, каковыми он считал чрезмерную увлеченность крепкими напитками и противоположным полом.
Он с досадой поддел ногой пустую бутылку, в очередной раз подкатившуюся под ноги, та со звоном ударилась о косяк, но не разбилась. А Артем удовлетворенно отметил, что на полдня обеспечил пересудами завсегдатаев лавочки у подъезда. На четвертом этаже, как раз под ним, и проживала та самая, упомянутая Арсеньевым, зловредная вахтерша соседнего студенческого общежития Стаднючиха – первая сплетница околотка и неформальная предводительница ветеранов труда местного разлива.
Он резко открыл дверь и, как был с постели, вышел в общий коридор, захламленный старой мебелью и детскими колясками и, по обычаю, неосвещенный. Квартира у него была гостиничного типа, и все удобства приходилось делить еще с тремя соседями.
В душ он прошел смело, не заботясь о том, что его кто-то заметит голым. Даже если это будет дама.
Местные дамы в основном были приходящими и потому особой щепетильностью не отличались.
К тому же в подобной темноте разве что лишь зоркая Стаднючиха разберет, кто перед ней, мужик или баба. Но Артем скорее согласился бы на кастрацию, чем позволил бы этой мерзкой твари лицезреть свою голую задницу. Стоило ему издалека завидеть крысиную мордочку и массивный торс вахтерши, как ноги сами собой поворачивали обойти ее стороной, иначе у него на неделю пропадало всяческое желание провести ночь с женщиной, даже во сто крат более молодой и привлекательной.
Горячая вода в кране на самом деле была едва теплой и текла еле-еле, но Артем исхитрился принять душ, смывая с себя липкий пот, – первый признак того, что ночью его опять мучили кошмары. И не зря девица сбежала от него в другую комнату, бывшую когда-то всего лишь прихожей.
Если он напивался до бесчувствия, то мог и поколотить под горячую руку. Прежние подружки Таранцева знали это не слишком приятное свойство его характера и до подобного состояния Артема не доводили. В стадии среднего подпития Таранцев был мил и обаятелен, красиво ухаживал и умел привести в восторг даже самую заторможенную и закомплексованную дамочку. За что они и любили его безмерно. И прощали даже очевидную ветреность и склонность к разнообразию.
Вернувшись в комнату, Артем принялся одеваться. По прежнему опыту он знал, что в горах будет холодно, поэтому достал из шкафа теплое шерстяное белье, джинсы, плотную рубашку и кожаную куртку. Потом взял с тумбочки алюминиевую армейскую фляжку, поболтал ею и нахмурился. Она была наполовину пуста. Можно, конечно, разбудить соседа-стахановца, вкалывающего на трех работах, да еще приторговывающего спиртом, сантехника местного ЖЭКа Петра Корытова, в обиходе Корыто, и попросить долить ее, но Артем решил не делать этого. Во-первых, Петр не любит, когда его будят по ночам, и назначает тогда двойную цену за спирт, а во-вторых, он даже со сна может задать весьма неприятный вопрос, когда Артем заплатит за квартиру, которая, как и все соседние «гостинки», принадлежала Корыту, хотя и была записана на его гражданскую жену. Лучше попробовать достать чего-нибудь в аэропорту.
Пожевав с отвращением молотого кофе, чтобы отбить водочный запах, и сплюнув прямо на пол коричневую слюну, Артем подхватил за ручку небольшой портфель со сменным комплектом белья, двумя парами носков, мылом, зубной щеткой и бритвенным станком. По устоявшейся привычке он страховал себя на случай непредвиденных ситуаций, которых в его жизни было предостаточно и не изо всех получалось выходить победителем.
Глава 2
Артем припарковал автомобиль на стоянке, уплатив за сутки вперед. Он всегда оставлял свою «копейку» именно на этой стоянке, потому что здесь его знали и не слишком возмущались, если машина задерживалась и на гораздо больший срок в силу разных приятных, а чаще неприятных обстоятельств. Покинув стоянку, он прошел по длинной аллее, завернул за здание гостиницы и с удивлением обнаружил, что аэропорт ярко освещен. К слову, это был второразрядный аэропорт, который в последние годы почти не принимал большие самолеты, крупные авиакомпании использовали его лишь как полосу для вынужденной посадки или дозаправки топливом, что происходило крайне редко. На памяти Артема – не более десятка раз.
Но для Арсеньева этот аэропорт был главным полем деятельности, хотя он и делил его с еще двумя частными компаниями, одна из которых все еще контролировалась государством и осуществляла рейсы по расписанию в Москву, в краевой центр и в пару-другую соседних городов, а вторая была такой же шарашкиной конторой, как и «АвиаАрс», а значит, и основным ее конкурентом на рынке транспортных услуг населению.
Взяв портфель под мышку и заложив руки в карманы, Артем вразвалочку прошел на летное поле, где перед контрольной вышкой виднелось сероватое тело «Ту-154», того самого, из-за которого и началась вся эта заварушка. Некоторое время Артем молча наблюдал возню под его крылом, потом перевел взгляд на дальний ангар.
Там стояла на заправке «аннушка», на хвосте которой при ярком свете прожекторов даже на расстоянии хорошо была видна эмблема – две заглавные буквы А, переплетенные между собой и художественно оформленные в виде двух островерхих горных пиков.
«Пожалуй, это как раз для меня. Двойное А – анонимные алкоголики всех стран, соединяйтесь! Жаль, что Михалыч таких шуток не понимает», – подумал Артем и усмехнулся. Арсеньев и вправду страшно гордился своей авиакомпанией и по ее поводу никогда не шутил, считая это дурной приметой. Да и вообще он был человеком без юмора, не любил розыгрышей, а насмешки над собой или своим детищем воспринимал как смертельное оскорбление.