Майкл Бекер опять умолк, и сделал он это с умыслом. Однако генерал Адамсон никак на это не отреагировал. Он молчал и ждал, что еще скажет Майкл Бекер. И тот сказал:
— Паника, которая неизбежно возникнет, когда мы уничтожим корабль, сыграет нам на руку. Паника — это тоже оружие. Представьте, что начнется, когда новый корабль, на который русские возлагают такие надежды — а они возлагают, можете быть уверены, — пойдет на дно! Да еще и в севастопольской бухте! Что означает этот город для русских, не мне вам говорить. Итак, паника, всевозможные слухи и домыслы и, как следствие, возможное недоверие правительству. А где недоверие, там и всевозможные бунты, мятежи и неповиновение. Конечно, ничего такого может и не быть, потому что это русские, а у них своеобразная логика… Но вдруг на этот раз все пойдет по нужному нам пути?
— Да и к тому же, — подал голос Боб Кит, — в Крыму сейчас самый разгар курортного сезона. Думается, после того как корабль будет уничтожен, русские предпримут меры, чтобы выявить тех, кто это сделал. Как следствие, суматоха, проверка документов, всеобщее подозрение. Какой уж тут курортный сезон? А лишить русского человека отдыха — это, знаете ли… К этому делу русские относятся трепетно. Так что будут недовольства. А возможно, и что-нибудь посерьезнее.
— У вас все? — спросил Адамсон.
Майкл Бекер и Боб Кит разом кивнули. Генерал углубился в размышления. Размышлял он довольно долго, он вообще любил размышлять долго и обстоятельно.
— Вы говорите, ваши люди ждут команды? — наконец спросил он, обращаясь к Майклу Бекеру.
— Совершенно верно, — кивнул тот.
— Из чего следует, что у вас имеется готовый план, — промолвил генерал. — Я правильно понимаю?
— Правильно, — ответил Майкл Бекер.
— Что ж, рассказывайте, что вы придумали. Послушаем, обдумаем, обсудим. И примем решение…
Глава 4
Сергею Маковозу было двадцать семь лет, то есть вполне взрослый и самостоятельный человек. Но ничего такого о Сергее сказать было нельзя. Он вел бесшабашную, непутевую жизнь. Его родители жили в одном из крымских сел, а сам он ошивался в Севастополе. Именно «ошивался» — иного слова и не подберешь. Постоянного жилья у него не было — он снимал случайные углы. Иногда у какой-нибудь легкомысленной девицы, иногда у случайных дружков-приятелей.
В армию Сергей не попал по состоянию здоровья: врачи обнаружили у него плоскостопие. В Севастопольском приборостроительном институте он проучился всего год и был отчислен из-за хронической неуспеваемости. На работе нигде надолго не задерживался. Ничего его не устраивало: то мало платили, то слишком тяжелые условия, то недостаточно его уважали… За несколько лет Сергей поменял рабочих мест больше, чем иной честный труженик за всю жизнь.
Вместе с тем Маковоз любил широкую, разгульную жизнь. Крымская действительность манила его своими пляжами, летними кафе и ресторанами, беспечным курортным весельем и смехом. Он хотел жить такой жизнью весь год напролет, ничем себя не утруждая и ни в чем себе не отказывая. Но хотеть — этого, конечно, было мало. Любое хотение имеет свою цену, как гласит древняя мудрость. Для такой жизни нужны были деньги, а откуда им было взяться? Может, воровать? Но Сергей боялся воровать. К тому же воровское ремесло — это большой труд и большие опасности, а он не желал ни того ни другого.
Наконец ему повезло. Везение, конечно, понятие относительное, но все же. На одном из крымских пляжей Сергей свел знакомство с неким субъектом, назвавшимся Валентином. Этот самый Валентин для начала пригласил его в кафе. Выпили, причем за счет Валентина, поговорили о том о сем, в том числе о жизни Сергея.
— Говоришь, у тебя нет работы? — спросил Валентин. — Дело, конечно, печальное. По нашим справедливым советским законам ты преступник. Ну а как ты хотел? Тунеядец! А это уголовное преступление. Год отсидки как с куста!
— Да я и сам знаю, — скривился Сергей. — А только где бы мне найти такую работу, чтобы… — Он не договорил и выразительно пошевелил пальцами.
— Чтобы было и тепло, и денежно? — рассмеялся Валентин. — Я правильно тебя понял?
— В общем, да…
— Могу устроить. Гарантирую: будет и тепло, и денежно. Ну что ты на меня уставился? Может, не веришь?
— Почему же не верю? — скривился в усмешке Сергей. — Верю. Но…