Монтань, остающийся несколько сзади, разговаривал сам с собой на ходу слегка запыхавшимся голосом, как всегда поглощенный собственными мыслями: Бодлер, затем целые каталоги латинских наименований, потому что он узнавал все растения, попадающиеся ему на глаза. Он как будто игрался сам с собой.
— Эй… Подождите-ка, эй… Cyclamenia talimis! Я выиграл! Браво!
— Да заткнись же ты, наконец! — время от времени ворчал Пауло. — Черт подери, мы же на охоте!
— А это что? Streptocarpus caudescens… И еще… О, Боже! Тигра! — выкрикнул Монтань.
— Да тише ты! Господи, Боже мой! Малой, ты мне уже начинаешь…
— Тигра! Вон там! Ой-ой-ой! Ну подождите! Всем стоять!
И прежде чем мы успели среагировать, Монтань побежал к какому-то дереву, положил ружье на землю и начал карабкаться.
— Эй, парень, мы же на охоте… — печальным тоном сказал Пауло.
— Одну минутку, — обещал нам Монтань, снимая ботинки. — Идите вперед. Я вас догоню. Я должен иметь эту тигру. Вон тот красный цветок, возле первых веток…
Посреди группы кружевных папоротников выделялось кроваво-красное пятно. Приглядевшись к нему повнимательнее, я отметил его форму: длинные лепестки, похожие на шелковистые язычки, вырезанные из кардинальской мантии. Монтань взбирался словно обезьяна, помогая себе руками и ногами, втискивая пальцы ног в малейшие неровности, довольно редкие на этом гладком стволе. На половине высоты ему пришлось пробраться под клубком лиан, ниспадающих с выше расположенных ветвей, после чего он исчез. Занавес лиан зашевелился метрах в пяти выше, и парень появился снова, обрадованный, с головой и плечами, полностью покрытыми ветками и листьями. Теперь он был на нужной высоте, метрах в девяти-десяти от цели. Оставалось лишь пробраться к тигре, преодолев расстояние метров в пять от основного ствола.
— И… хоп!
Монтань храбро бросился вперед, обеими руками хватаясь за листья, прополз по вертикали и нашел опору для ног. Затем он начал двигаться уже медленно, приклеившись к зеленой стене, имея за спиной лишь воздух.
Бодлер! Нет, у нашего Монтаня явно поехала крыша…
Он повернулся к нам, удерживаясь одной рукой и триумфально вздымая алый цветок.
— Тигра! Редкость ужасная! Видели подъемчик?!
Он сунул цветок в зубы и повис на руках, размахивая ногами и издавая обезьяньи вопли.
— Гыы! Гыы! Я бояться великий охотник! Гыыык!
— Да перестань же ты! С ума сошел, или как?!
Монтань искусно вскочил на ветку и начал там скакать, свесив руки вдоль тела, на высоте десяти метров над землей.
— Чита! Чита! Гыы! Гыыык!
Перед ним свисал пучок лиан. Он схватил за одну из них. Я понял его задумку, а наш сумасшедший издал крик Тарзана, все так же держа цветок в зубах.
— Уааооооойоооойооой!..
Монтань дернул за лиану — та выдержала.
— Монтань!
Тот бросился вниз. Где-то наверху лиана с сухим треском лопнула и начала падать вниз.
— Уаоойоооойоооойооо!.. — Шмяк!
И Монтань приземлился на заднице, посреди громадного куста с мясистыми листьями. Его очки отлетели куда-то далеко в сторону. Парень застыл с прищуренными, ничего не выражающими глазами, с чудным цветком, раздавленным между стиснутыми зубами.
Пауло сдержал взрыв хохота, отогнув уголки губ вниз, но с радостными искорками в глазах, пока я помогал Монтаню подняться и стряхнуть пыль. Пауло все еще сдерживался, издавая лишь веселые окрики, когда Монтань, глухой к моим призывам, с безумным выражением в глазах начал шарить среди веток и листьев, бормоча при этом:
— Мои очки… Ёбана в рот, очки…
Старик опять чуть не зашелся от хохота, но вовремя сделал опечаленную мину, когда Монтань вытащил из под листьев кусок проволоки с одним стеклом.
— Блядь, мои очки… Я стекло разбил!
Насколько было можно, он выпрямил то, что осталось от оправы, вытащил остатки стекла и всадил результат всех этих операций себе на нос. Результат лежал криво, а с правой стороны — где стекло разбилось — торчал кусок проволоки, ну совсем словно антенна. Когда Монтань повернулся, Пауло уже не мог сдерживаться. Для него это было слишком, лицо осветилось широкой усмешкой, и задрожал живот.