За перевалом стало полегче. Ровное горное плато расстилается вокруг. Говорят, на этой Хуламской поляне прежде устраивали скачки. А где-то еще раньше — Адемей рассказывал об этом Батыру — аулы насмерть дрались за право владения плодородными пастбищами. Потом они как-то помирились и согласились отвести поляну под скачки.
— Не люблю я эти скачки, — сказал тогда Адемей Батыру.
— Почему же?
— Да за что их любить? Несправедливое дело. Побеждает на скачках конь. Правда? А почести и награды достаются наезднику.
— А ты, Адемей, оказывается философ. В самом деле — несправедливое распределение благ... Мне раньше и в голову не приходило, — улыбнулся Батыр Османович.
Теперь, вспоминая этот разговор, он тоже улыбается. Занятный старик Адемей, и о многом, видимо, успел подумать, пася своих овец...
Собаки издали услыхали шум машины и с громким лаем выбежали навстречу. Вдалеке, на зеленой поляне, пасутся овцы, на краю ее возвышается статная фигура Адемея. В извечной библейской позе всех пастухов стоит он, опираясь на герлыгу, посреди своей паствы... Салих окриком призвал собак к спокойствию и поспешил к машине.
— Как дела, джигит? — приветствует Батыр молодого чабана, крепко пожимая ему руку.
— Неплохо, совсем неплохо, даже хорошо, — смущаясь, отвечает Салих и ведет секретаря на дальний край поляны, где Адемей с Жамалом помогают появиться на свет новому ягненку. Старик тщательно обтирает травой маленький мокрый комочек живой плоти... По поляне прыгают ягнята, родившиеся раньше и уже немного подросшие. Овцы с тревожным блеянием бегают за ними. А совсем молодые мамаши не отходят от новорожденных, поглядывая по сторонам испуганными глазами.
На вопрос секретаря о том, как идут дела, старый Адемей тоже отвечает, что дела идут совсем неплохо, можно сказать, даже хорошо.
— Что вы словно сговорились: хорошо да хорошо. Будто не знаете других слов, — шутит Баразов.
— А ты погляди вокруг, — степенно отвечает Адемей. — Если найдешь другое слово, то вот тебе моя папаха. — И старик сдергивает с головы свою старую широкополую шляпу.
— Как же ты собираешься проспорить мне то, чего у тебя нет? — смеется Батыр, глядя на головной убор пастуха. Смеется и Адемей: его видавшую виды шляпу папахой и вправду не назовешь...
— А у тебя и такой шляпы нет, — поддразнивает Адемей, радуясь доброму настроению гостя.
Все вместе осматривают молодых ягнят. Какие они славные, точно игрушечные. И все, кажется, одинаковые, будто их смастерил один и тот же умелый мастер.
Овцы потянулись к овчарне. Она — открытая, просторная, залитая солнцем. Длинные узкие корыта наполнены водой, в кормушках — сытное месиво, рядом и корыта, в которые насыпана соль. Крепкие ворота замыкают ограду, чтобы по ночам овцы не разбредались.
— Молодцы! — радуется Баразов. — Только бы никто не сглазил ваших питомцев.
— А мы привяжем им на шеи разноцветные тряпочки, — откликается Жамал, — говорят, помогает от дурного глаза.
— Лучше уж пусть Адемей поколдует над ними, — добавляет рассудительный Салих.
— Как умею, так и колдую, — улыбается старик.
— Однако, шутки шутками, — сразу посерьезнел Баразов, — а как стукнет нас по затылку — будет не до шуток. Большое дело вы сделаете, товарищи, если сохраните весь приплод без потерь. Основная работа у вас еще впереди. Если эксперимент удастся, — а я на это очень надеюсь, — можно будет распространить ваш опыт на все хозяйства района. Надо подождать до осени.
— Правда твоя, Батыр, — медленно говорит Адемей. — Ягнята — полдела. Посмотрим, как они будут чувствовать себя летом. Мы ведь не собираемся их содержать в закрытых, теплых помещениях. Будут в горах и дожди, и сырость. Земля каменистая...
— Салих больше всего беспокоился о состоянии копыт, — говорит секретарь, глядя на молодого чабана.
— Да, это меня больше всего тревожит. Как увижу хромую овцу — сердце переворачивается.
— Что ж, посмотрим, — говорит Баразов, заканчивая разговор. — Посмотрим, как ваши подопечные будут переносить горные условия, сколько дадут шерсти, мяса. Осень и зима покажут. Специалисты все проверят, а уж тогда будем решать...
И Батыр Османович стал прощаться.
— Не положено гостю уезжать из коша, не отведав нашей еды, — удержал его Адемей.
— Чашку айрана, я, пожалуй, выпью, — ответил ему секретарь, отказываясь от приглашения зайти в кош. — Я спешу, не обессудьте.
Жамал выносит ему кружку пенящегося айрана. Батыр Османович осмотрел кружку со всех сторон, отхлебнул прохладный напиток и сказал: