Воздух стал еще жарче и суше. Пол так нагрелся, что я чувствовал жар даже сквозь подошвы сандалий. Но было и хорошее: из этой комнаты вели всего три коридора.
Гроувер втянул носом воздух:
– Мне здесь не нравится. Пахнет чем-то… монстровым.
Мэг сжала рукояти скимитар:
– Из какого коридора?
– Ну… из всех.
– Глядите, – проговорил я как можно оптимистичнее, – новая подсказка.
Мы подошли к мозаичной стене, где сияли золотом две строчки на английском языке:
Листья, плоти листья, растущие надо мной, над смертью,
Вечные корни, листья в вышине, о не застудит зима вас, нежные листья.
Наверное, мой разум был все еще настроен на латынь и греческий, потому что эти слова на чистом английском были для меня сущей белибердой.
– Мне нравится, – сказала Мэг. – Тут про листья.
– Да уж, сплошные листья, – согласился я. – Но это какая-то чепуха.
Гроувер поперхнулся:
– Чепуха?! Ты что, не знаешь, откуда это?
– Э-э, а что, должен?
– Ты же бог поэзии!
Я почувствовал, что у меня горят щеки:
– Да, я был богом поэзии, но это еще не значит, что я ходячая энциклопедия и знаю каждую нелепую строчку, которую кто-то когда-то написал…
– Нелепую?! – взвизгнул Гроувер, и его голос эхом прокатился по коридорам. – Это же Уолт Уитмен! «Листья травы»! Не помню точно, из какого это стихотворения, но…
– Ты читаешь стихи? – спросила Мэг.
Гроувер облизнул губы:
– Ну, знаешь… в основном стихи о природе. Для человека Уитмен умел довольно красиво говорить о деревьях.
– И о листьях, – добавила Мэг. – И о корнях.
– Именно.
Мне хотелось прочесть им лекцию о том, насколько Уолта Уитмена переоценивают. Вместо того чтобы прославлять других, скажем меня, он всегда воспевал себя. Но я решил, что с критикой можно подождать.
– Тогда ты знаешь ответ? – спросил я Гроувера. – Нужно вставить недостающее слово? Выбрать верный из предложенных вариантов? Сказать, верно или неверно утверждение?
Гроувер вгляделся в строки:
– Думаю… да. В самом начале не хватает слова. Должно быть «Могилы листья, плоти листья» и так далее.
– «Могилы листья»? – переспросила Мэг. – Бред какой-то. Да и «плоти листья» тоже. Если, конечно, речь не о дриаде.
– Это образы, – сказал я. – Понятно же, что он пишет о месте смерти, поросшем травой и деревьями…
– А, так теперь ты у нас знаток Уолта Уитмена! – фыркнул Гроувер.
– Сатир, не испытывай мое терпение. Когда я вновь стану богом…
– Так, прекратите, оба, – приказала Мэг. – Аполлон, назови ответ.
– Ладно, – вздохнул я. – Лабиринт, ответ «могила».
Мы вновь успешно прошли по среднему пальцу… То есть по центральному коридору. Шесть квадратов позади нас заполнили буквы, сложившиеся в слово «МОГИЛА».
Мы попали в круглый зал, еще больше и красивее предыдущего. У нас над головами изгибался купол, украшенный мозаикой: серебряные знаки зодиака на синем фоне. Отсюда вели шесть коридоров. В центре зала был старый фонтан, который, увы, совсем высох. (А глоток воды был бы весьма кстати. Когда занимаешься толкованием стихов и разгадыванием загадок, очень хочется пить.)
– Комнаты становятся все больше, – отметил Гроувер. – И все изысканней.
– Возможно, это хороший знак, – предположил я. – Вдруг это значит, что мы приближаемся к цели?
Мэг посмотрела на зодиакальный потолок:
– Ты уверен, что мы идем правильно? Пока пророчество какое-то непонятное. Аполлон зрит смерть Тарквиний могила.
– Нужно самим додумать служебные слова и нужные формы, – ответил я. – Думаю, смысл такой: Аполлон зрит смерть в Тарквиния могиле. – Я нервно сглотнул. – Но вообще такое пророчество мне не нравится. Может, нужно достроить его по-другому: Аполлон НЕ зрит смерть. Тарквиния могила… что-то там. И возможно, следующие слова дадут понять, что его ждет великая награда.
– Ага, – Мэг указала на край фонтана, где появилась новая подсказка.
Это были три строчки на английском:
Этот цветок, названный в честь погибшего возлюбленного Аполлона, сажают осенью.
Поместите луковицу в землю острым концом вверх. Присыпьте землей.
Обильно не поливать… нужно пересадить.
У меня из горла вырвался всхлип.
Сперва Лабиринт заставил меня читать Уолта Уитмена. А теперь тыкал мне в лицо прошлым. Вспомнить о моем погибшем возлюбленном Гиацинте и его трагической смерти, сделать из него строчку кроссворда!.. Нет. Это было уже слишком.
Я сел на край фонтана и закрыл лицо ладонями.
– Что случилось? – встревоженно спросил Гроувер.