Герофила прокричала мне в ухо:
– Держись! Помощь в пути!
Я не понимал, откуда она – пусть даже и оракул – это знает. Кто захочет меня спасти? И кому это под силу?
– Ты занял мое место, – сказала она. – Используй это!
Я застонал от ярости и отчаяния. Что за чушь она мелет?! Пусть лучше снова говорит загадками! Как мне воспользоваться тем, что я на ее месте, закован в ее цепи? Я же не оракул. Я даже уже не бог. Я… Лестер? О, прекрасно. Это имя я не забыл!
Взглянув на ряды каменных плит, я заметил, что они пусты, будто ждут новых слов. Пророчество не было полным. Возможно, если мне удастся его закончить… это мне поможет?
Я должен это сделать! Джейсон Грейс пожертвовал жизнью ради того, чтобы я добрался сюда. Мои друзья рискнули всем. Мне нельзя просто сдаться. Для того чтобы освободить оракула, выпустить Гелиоса из Горящего Лабиринта… я должен был закончить то, что мы начали.
Медея продолжала бубнить заклинание, подстраивая его ритм под ритм моего сердца, стараясь завладеть моим разумом. Мне нужно прекратить это, прервать заклинание, как это сделал Гроувер с помощью музыки.
«Ты занял мое место», – сказала Герофила.
Я Аполлон, бог прорицаний. Пришло время, чтобы я сам стал оракулом.
Усилием воли я сосредоточил внимание на каменных плитах. У меня на лбу выступили вены, словно готовые вот-вот взорваться петарды. Я промямлил:
Каменные плиты сдвинулись, и в дальнем левом углу зала выстроились в ряд три плиты, на каждой из которых вспыхнуло слово: БРОНЗА ВСТРЕТИТ ЗОЛОТО.
– Да! – воскликнула Сивилла. – Да, все верно! Продолжай!
Каждое усилие сопровождалось адскими мучениями. Цепи, прожигая руки, тянули меня вниз. Преодолевая боль, я проскулил:
Второй ряд из трех плит выстроился под первым, и на каждой плите зажглось слово.
А из меня лились строчки:
Что это значило? Я понятия не имел.
Раздался грохот: каменные плиты вставали на место, но для такого количества слов их было мало, и из глубин ихора начали подниматься новые камни. Восемь каменных рядов закрыли всю левую часть озера словно покрывало. Стало не так жарко. Даже кандалы немного остыли. Медея запнулась и выпустила мой разум из тисков.
– Это еще что?! – прошипела колдунья. – Почти готово, сейчас нельзя останавливаться! Я убью твоих друзей, если ты не…
У нее за спиной Крест, вцепившись в укулеле, грянул аккорд с задержанием на кварте. Медея, которая, похоже, совсем про него забыла, от неожиданности едва не рухнула в лаву.
– И ты туда же?! – гаркнула она. – НЕ МЕШАЙ МНЕ РАБОТАТЬ!
Герофила шепнула мне на ухо:
– Скорее!
Я понял. Отвлекая Медею, Крест пытался выиграть мне немного времени. Не выпуская из рук свое (мое) укулеле, он упрямо исторгал из него самые неблагозвучные аккорды, которым я успел его научить, и те, которые он, видимо, придумывал на ходу. Мэг и Гроувер метались внутри вентуса, безуспешно пытаясь освободиться. Стоило Медее щелкнуть пальцами – и их постигла бы судьба Флаттера и Децибела.
Заговорить снова было еще труднее, чем вытаскивать солнечную колесницу из грязи. (Не спрашивайте, что случилось. Это долгая история о симпатичных болотных наядах.) Но каким-то образом я все же прохрипел следующую строчку:
Еще три плиты выстроились в ряд, на этот раз в дальнем правом углу зала.
«О боги, – подумал я. – Что за чушь я несу?!» Но плиты слушались моего голоса гораздо лучше, чем Алексасириастрофона.
Ряды каменных плит продолжали выстраиваться один под другим, так что между столбцами виднелась лишь узкая полоска огненного озера.
Медея пыталась не обращать внимания на пандоса. Но стоило ей снова начать читать заклинание, как Крест тут же отвлек ее яростным аккордом ля бемоль минор пять диез.
Колдунья взвизгнула:
– Хватит, пандос! – И вытащила из складок своего платья кинжал.
– Аполлон, не останавливайся! – предостерегла меня Герофила. – Тебе нельзя…
Медея ударила Креста в живот, прекратив его нестройную серенаду.
Я зарыдал от ужаса, но все же сумел выдавить из себя новые строки.