Улица с преждевременно пожухшими от невыносимого зноя палисадниками была пустынна, а из наглухо заколоченных окон напротив домов не доносилось никаких голосов.
Глава 3.12
Отпрянув от окна, Гилберт ринулся на кухню, чтобы окатить себя еле теплой водой из кадки, и тем самым избавиться от обволакивающего чувства жара вокруг тела, как вдруг со стороны юга раздались глухие раскаты. Так чем же все-таки закончился исход вчерашней битвы?
Впервые за всю войну осознание, что армия Конфедерации может потерпеть поражение, явилась ему во всем своем ужасном значении слова. Нет, мысль о необратимости подобного исхода он допускал давно, но ему и в голову не приходило, что этот проигрыш станет настолько очевидным.
Предсказывая в свое время мрачное будущее Атланты в случае её падения, он здорово тогда посмеялся над своими ровесниками и их страхах, однако стоило ему самому столкнуться с жесткой реальностью возможной осады, как парню стало уже не до смеха.
Проигнорировав визит к Мишель, (у него так и не хватило духу зайти к ней, чтобы отвлечь её от гнетущих мыслей), он направился к умывальнику. Ему надо было ещё самому справиться со своей тревогой и нараставшем в глубине души чувством легкой паники, не дававших ему покоя с самого утра.
Присмотревшись к собственному отражению в зеркале и увидев там бледного, с напряженным выражением лица, незнакомца, во взгляде которого было что-то жесткое и затравленное, он взял в руки лезвия. Нет, этот тип в отражении поверхности зеркала точно не мог быть тем жизнерадостным и поддразнивающим всех Дэмиеном Гилбертом.
У него просто не укладывалось в голове, как за такой отрезок времени с его внешностью могли произойти такие резкие изменения. Он никогда и не подозревал, что внутренний настрой имеет свойство откладывать отпечаток на внешний облик. Тем не менее, что бы не происходило вокруг, он всегда находил время, чтобы следить за своим внешним обликом. В противном случае, из-за всей этой суеты, подобно всем остальным, он рисковал приобрести такой же запущенный вид, как у юродивого Джейка.
Просыпаясь на полчаса раньше, чем обычно, ему приходилось проводить процедуру бритья со всеми вытекающими отсюда шрамами и порезами, (хорошие лезвия были в дефиците), словно выполняя какой-то надоевший, но необходимый ритуал, наподобие прослушивания проповеди в церкви. Женщинам, как ни крути, в этом плане было легче. Им не нужно было бриться каждое утро, следя за тем, чтобы после процедуры на лице не оставалась кровь от мелких порезов. Правда, что касается всего остального...
Предложи ему кто-нибудь все деньги мира, он бы и тогда не захотел стать женщиной. По крайней мере, в системе патриархального строя точно. Уж лучше терпеть тяготы бритья, но оставаться при этом личностью, с чьим мнением хотя бы считались, нежели превратиться в безропотный воодушевленный «объект» женского пола, в чьи обязанности входило обслуживание желаний мужа и его родственников, а также возня с сопливыми детишками, число которых по причине неуемного любовного пыла супруга могло увеличиваться из года в год, не считая выкидышей и абортов.
Все-таки он был рад, что не родился женщиной. Это давало больше преимуществ для самореализации. А попробуй, поведи он себя так, как всегда ведет, решительно высказывая в глаза собеседнику мужского пола мнение о той или иной ситуации, оказавшись в женском облике?! Да его тут же бы заклеймили «высокомерной сукой», сделав его изгоем не только в женском, но и в мужском обществе. А если он не успеет выйти замуж и останется старой девой, в таком случае он был бы вынужден до конца своих дней выслушивать в свой адрес насмешки замужних дам, ловя на себе жалостливые взгляды жилистых старух и вдов, потерявших мужей. Хотя, по правде сказать, от возможности НЕ выйти замуж он как раз таки отказываться и не стал, сомневаясь, что во всем мире нашелся бы мужчина, который стал бы терпеть рядом с собой супругу со столь радикальными взглядами на жизнь и место женщины в патриархальном мире, упорно отказывающейся выполнять роль «несушки», «ломовой лошади» и «Шехерезады».
К тому же детей он не очень любил. И возня с ними ему никогда не доставляла удовольствия: ни в детстве, ни сейчас. Наоборот, наблюдая за многими семьями, в частности, за их взаимоотношениями в кругу семьи, с годами он только больше укрепился в мысли, что отцовский, (равно как и материнский), инстинкты — всего лишь навязанные извне обществом роли для выращивания «потомства». А если дети приходят в жизнь молодых людей не очень вовремя, так это вообще беда. Причем как для самих «родителей», так и для нежелательного ребенка. В этом случае последние далеко не всегда становятся «цветами жизни», превращаясь в докуку, добавлявшей новые проблемы своим родителям. А вывод отсюда мог быть только один: ежели у человека не достаточно средств и времени, которые можно было потратить на воспитание детей, то не стоило их и заводить.