Угадывая в атмосфере нарастающее напряжение, со стороны заднего двора было слышно паническое кудахтанье кур, индюков и уток, брошенных хозяином на произвол судьбы. Словно пытаясь скрыться от надвигающейся беды, птицы в едином порыве подпрыгивали на месте и, ударяясь о железную крышку клетку, падали друг на друга, опрокидывались, и, размахивая крыльями, вновь пытались взлететь вверх. От клеток летело столько перьев, что те носились по всему двору как хлопья снега.
— Сбесились, окаянные! — проронил один из негров, закидывая багаж на крышу покосившейся от тяжести кареты.
— Чтоб им сдохнуть! — плюнул второй, разминая руки.
Шум крыльев и птичьих голосов выводили прислугу из себя. Мало того, что хозяин, разбудив их ни свет, ни заря, заставил в срочном порядке собрать вещи, так к этой спешке теперь добавилась необходимость выслушивать бесконечную куриную «трель».
Подойдя в своем дорожном запыленном костюме к перегруженному экипажу, кряхтя и отдуваясь, Каррингтон тщетно пытался взвалить на него багаж с отчетностью за весь период существования госпиталя, являя собою живое воплощение бюрократии медицины Атланты.
— Бросьте этот сундук, черт бы вас побрал! — посоветовал ему извозчик, наблюдая за его безнадежными потугами со стороны. — Здесь и так уже места не хватает! Боюсь, лошадь не сдвинется с места
— Не могу! — огрызнулся мужчина, стоя на своем. — В этом сундуке важные бумаги!
Брайан Каррингтон не хотел, чтобы документы достались янки, или были преданы огню, если его дом окажется во власти пожара. На его глазах рушилась Конфедерация, а он по-прежнему продолжал придавать значение каким-то пустяковым бумажкам, тщетно пытаясь их сохранить. Подождав, пока прислуга погрузится в экипаж, Дэмиен подошел к нему поближе.
— Похоже, Атланта падет, — пролепетал Каррингтон, только сейчас заметив его присутствие.
Молодой человек лишь уныло пожал плечами в ответ. Никакой другой развязки войны он и не ожидал. Подслушанный им случайно разговор из того далекого апрельского дня 1861 года, который не должен был касаться его ушей, внезапно всплыл в его памяти.
— Значит, вы уезжаете? — переспросил у него Дэмиен, кивая в сторону экипажа.
— Да, — бросил мужчина, забираясь в карету и закрывая за собою дверь.
— А нам что делать? Вы же обещали, что…
— Затрудняюсь ответить, — оборвав его на полуслове, отрезал тот.
Услышанное как-то не сразу дошло до сознания Гилберта. Но едва он понял, что Каррингтон «умывает руки», и покидает Атланту сам, хотя накануне клялся позаботиться о них с Мишель в случае осады, парня охватил такой гнев, что больше не стесняясь собственных мыслей, он соизволил выразить их слух:
— Стало быть, вы бросаете нас на произвол судьбы?!
Маленькие глаза Брайана Каррингтона сузились, и его взгляд сразу стал колючим.
— Боюсь, что так.
Расположившись поудобнее на козлах, извозчик хлестнул лошадь, и бричка неторопливо покатилась вперед, оставляя за собою клубы пыли. Продолжая стоять посреди улицы, Дэмиен ещё долго сопровождал её взглядом. И едва его экипаж исчез за поворотом, стряхнув с себя странное оцепенение, он направился в сторону вокзала, слабо себе представляя, зачем он туда идет и чего именно хотел добиться своими походами.
Глава 3.14
На площади царила настоящая суматоха. Все те, кто не успел покинуть город за несколько дней до развязки войны, опасаясь нашествия мародеров, пытались проделать это уже теперь.
Протискиваясь между экипажами и санитарными фургонами, объятая паникой толпа бежала, куда глаза глядят. И среди всей этой суеты, наполненной безумным гомоном голосов, вопли отдельных индивидов о наступлении врага лишь усиливали всеобщее безумие.
Думая в первую очередь о себе, каждый стремился поскорее выбраться из Атланты, пока железная дорога ещё не была захвачена. Увы, подобные попытки побега заранее были обречены на провал. Сей транспорт предназначался для перевозки раненых, но никак не обычных пассажиров. Так что если бы Гилберт и вздумал покинуть город на поезде, ничего хорошего из этой затеи все равно бы не получилось.
Сборище людей, которые в другой обстановке повели бы себя иначе, превратилось в некий поток хаотичного перемещения душ вдоль одной плоскости. И сжигаемая страхом за собственную участь, вся эта неуправляемая живая масса вперемешку с транспортом и лошадьми, с животным ужасом бежала к границам Атланты.