— И кто же, интересно, успел поставить вас обо всем в известность?! — осведомился он, однако так и не дождавшись от неё какого-либо внятного ответа, внезапно сам для себя все уяснил. Без хитроумного Брайана Каррингтона здесь дело не обошлось.
— Я никогда не бью лежачего, — спокойно проронила она, — но слышать дурное о самом «гениальном» докторе нашего госпиталя мне не очень приятно.
— Ладно, не обижайтесь, — отмахнулся Доусон, не до конца понимания, к чему она клонит. — Просто эта тема для меня очень «больная», но подозреваю, что без участия мистера Каррингтона здесь дело не обошлось.
— Кстати, с того момента, как вы стали работать в нашем госпитале, он начал всюду вас избегать. Вот и сейчас его нет. Вы случайно не в курсе, куда он мог запропастится?
— Вы это у МЕНЯ спрашиваете? — удивился он. — Я ему что, поводырь? А если ваш еврейский идол избегает меня — это хорошо. Это означает, что он испытывает ко мне страх.
— Постыдились бы так отзываться о своих коллегах, мистер Доусон.
— Мне иной раз и самому становится стыдно, что я воспринимаю евреев исключительно со своей колокольни, но ничего не могу поделать с этой своей привычкой. Вот, к примеру, есть у меня такой друг, как Энтони Эндрюс, которого я считаю человеком добрым и хорошим, а в людях я редко когда ошибаюсь…
— Странный вы человек, мистер Доусон… — посмотрела она на него, поигрывая линейкой. — Ваша душа для меня — потемки.
— Просто точка «взгляда» на Мир у нас с вами разная. И дело тут вовсе не в зрительной иллюзии. А что же касается Брайана Каррингтона, то вы зла на него не держите. Этот слизень здесь долго не продержится. Он скоро сам приползёт сюда, чтобы «покаяться» в своих грехах. Алекс Доусон видит всё! — мужчина поднял вверх указательный палец.
— Знаете что, минуту назад я хотела было отказать вам в поддержке, но сейчас чувствую, что не могу этого сделать.
У хирурга засверкали глаза. Все это время он внушал себе, что Эстелла Фицджеральд должна ему помочь, ведь во время войны ему пришлось столько работы проделать, что этот «подвиг» не мог оказаться незамеченным. Каким же было его удивление, когда вместо того, чтобы предложить ему крупный и ответственный пост в Атланте, женщина намекнула на больницу в Арканзасе.
«Там есть все, что надо для современной хирургии», — отозвалась она, пытаясь заманить его в эти края, но будучи слишком погружен в собственные мысли, мужчина её уже не слышал.
Арканзас! Тишина провинциальной больницы! Для «светилы» американской медицины! Хуже унижения нельзя было придумать.
— Спасибо за «помощь», — процедил он сквозь зубы, поднимаясь с кресла.
— Куда же вы?
— Извините, что потревожил. Если ничего другого вы предложить мне не можете, то я не буду отнимать у вас время.
— Сидите, мистер Доусон, сидите! — прикрикнула она на него. — А то вспыхиваете сразу, как сухой трут!
— Что поделаешь: с волками жить трепетной ланью не получится, — сожрут. С этого дня я должен вас предупредить, что покидаю Атланту. И боюсь, что навсегда.
— Вот как? — хмыкнула она, подняв бровь. — И куда же вы намерены отчалить?
— А это уже мое дело, — отрезал он, поворачиваясь к двери.
— Это вы мне так «ласково» угрожаете?
— Нет, но подумайте над моими словами, миссис Фицджеральд: что потеряю я — потеряете и ВЫ.
— Вы — это не потеря, мистер Доусон, — ядовито молвила женщина, слегка откинувшись в кресле. — Вы — это скорее избавление.
— Да не вопрос, уйду без хлопа дверью! — его ярости не было предела. — Мешал я кому? Учтите, с этого дня я буду сидеть дома, и никому не открывать дверь!
— Вы думаете, вас будет кто-то тревожить?
Алекс Доусон бросил на неё взгляд, полный ярости.
— Вы очень специфический хирург, — внезапно отозвалась она, — чьи замечания ещё нужно уметь воспринимать.
— Просто я не собираюсь от кого-либо зависеть, а чтобы подчиняться, нужно научиться быть рабом. Мне же этого не дано, — сказал он, решительно направившись к выходу. Ливень за окном давно закончился, и ему больше не хотелось здесь оставаться.