Являясь по сути такой же «белой вороной», как и её сводный брат, её тем не менее всегда влекло к другой, более трансформировавшейся и отрешенной от мира сего «белой вороне» — Алексу Доусону. Из всей этой «тройки», так и не нашедшей толком своей ниши в обществе, Мишель Баррингтон оказалась наиболее слабой. А что касается Дэмиена, оказавшись «белой вороной» второго ранга, для которого общество существовало лишь с формальной точки зрения, он рассматривал его исключительно в виде плацдарма для удовлетворения собственных потребностей. И только одна Мишель «мимикрировать» под остальных не спешила. И не могла.
Алекс Доусон же являлся «белой вороной», для которой людей как таковых уже не существовало. Живя в каком-то своем идеальном мире, точнее реалиях, превосходивших земное бытие, в самоутверждении за счет общества он больше не нуждался. Ничто не могло сломать «светилу» или хотя бы как-то его уязвить.
Возвысившись над собственным «эго», и избавившись от всякого рода зависимостей, он считал себя достаточно свободным человеком, чтобы черпать для себя в уединении более вдохновляющие мысли, не нуждаясь в поддержке окружающих. Но поскольку у Доусона и Гилберта, в отличие от Баррингтон было хоть какое-то замещение круга «общения», откуда они выпали по собственной воле, (гульбища в кругу приятелей с сомнительной репутацией — у Дэмиена; загруженность работой и уход в «медитации» — у «светилы»), то у Мишель, кроме мужа-неудачника, не было ничего. Не имея возможности отвлечься, её голова была занята мыслями о поиске денег, либо горестными размышлениями вокруг дальнейшей перспективой жизни с непутевым супругом. Мишель была зависима от мнения окружающих и, ища поддержки у посторонних, её так и не нашла.
Запустив свою ладонь в карман накидки, она внезапно нащупала там какую-то бумажку. Черт, на ней же плащ «светилы»! Жаль, что она заметила только сейчас. Вытащив из кармана записку, и аккуратно её развернув, Мишель внезапно все поняла. Это была та самая бумажка, которую читал хирург, прежде чем спрятать её в карман накидки, едва до его слуха донесся звук чьих-то шагов. Расправив записку, молодая женщина поднесла её поближе к свету лампы. Почерк оказался неразборчивым, и до боли похожим на женский. Ей стоило немалого труда расшифровать написанное, а первые строки, бросившиеся в глаза, вызвали у неё самые противоречивые чувства:
«Я сейчас умру, но ты об этом даже не узнаешь, потому что тебе будет все равно. Когда я начала с тобой жить, мне показалось, что я попаду в другой мир, где смогу стать для тебя любимой и желанной женщиной… Что буду нужна тебе, и смогу поговорить с тобой, но полностью погрузившись в свою проклятую работу, ты меня перестал замечать, не видя ничего плохого... А потом, когда мы наконец разошлись, я думала, что смогу найти тебе замену, и постараться тебя забыть, увы… Не сложилось. Я сделала это, потому что так будет лучше. У тебя и остальных жизнь продолжиться. Как раньше. А мне, поверь, будет уже все равно…»
Мишель не знала, кому принадлежало это письмо, но интуиция ей подсказывала, что такое послание Алексу Доусону могла оставить женщина, которая хорошо его знала. И он её знал. Глядя на эту записку, она теперь поняла, какого рода «пневмонию» диагностировал «светило» у своей жены. «Светило» опять её обманул, специально поведя по ложному следу.
Женщина повесилась на кухне, оставив на память супругу этот клочок бумаги, который наутро обнаружили соседи, передав «привет» Алексу Доусону. Перечитав её снова, получше вникая в его суть, для Баррингтон вдруг все стало на свои места.
Линда Доусон покончила жизнь самоубийством, потому что больше не могла жить рядом с человеком, который её не любил. И эта мысль как-то совсем «придавила» её в доме, где в самом воздухе до сих пор ощущалось присутствие смерти, пока до неё как наяву не донесся насмешливый голос Дэмиена: «Что, Доусон бросил и тебя, «сестренка»? Бросил, как и свою жену! Ха-ха, что и следовало ожидать, Баррингтон! А тебя ведь сколько раз предупреждали, что все этим и закончиться! Тебе не раз говорили, что он женат, не надо за ним бегать, а ты, игнорируя предупреждения окружающих, продолжала поступать по-своему, понятия не имея, что представляет собою этот человек!»
Она будто наяву почувствовала прикосновение его рук. В видениях, охвативших её мозг, Дэмиен больно тряс её за плечи, злобно при этом приговаривая: «Баррингтон, ты идиотка! Понимаешь? Думала, он за тобой на край света побежит?! Как бы не так… Ну, и правильно сделал, что уехал. Ты никогда была ему не нужна… Хорошо, хоть кто-то поставил тебе «мозги» на место, а то гонялась бы за ним, как дурочка, до конца своих дней, не замечая никого вокруг, кроме его драгоценной персоны!»