Некоторое время она ничего не могла сказать. Только плакала. И продолжая прислушиваться к её рыданиям, Дэмиен просто ждал, когда она успокоится. Как выяснилось позже, выпить те злосчастные кристаллы ей так и не удалось.
Стоило ей высыпать порошки в стакан, и размешать их с водой, перенесенное нервное напряжение вновь дало о себе знать. И почувствовав себя нехорошо, она потеряла сознание, чудом не ударившись во время падения о край стола головой. А когда открыла глаза, увидела перед собой человека, ставшего символом разрушений в её жизни, и тем единственным, что у неё ещё оставалось. Из всех людей, которых она знала, и кто обещал помочь, Дэмиен Гилберт оказался единственным, кто не предал её и не бросил в тяжелую минуту. Правда, поняла она это только сейчас.
Много лет назад очутившись в доме Райана Гилберта, Мишель Баррингтон оставалась испуганным ребенком, искавшим утраченную уверенность в мире, который перестал для неё существовать после гибели родителей. А дальше… Как не пытались они разойтись со сводным братцем и пойти каждый своим путем, Провидение снова и снова сводило их вместе.
Увезший ее сквозь пожары в ту ночь, когда пала Атланта, после смерти отца он мог спокойно выгнать её из дома, отправив на «вольные хлеба», но почему-то так этого не сделал. Наоборот, продолжал оставаться с ней рядом, когда она болела, стараясь хоть как-то заботиться о ней. А когда она объявила ему о браке с Дереком, он, казалось, был готов смириться даже с этим её решением. И даже когда коллеги объявили ей бойкот, перестав с ней общаться после смерти мужа, вопреки ожиданиям общественности, он все равно перешел на её сторону, хотя у него причин ненавидеть сводную «сестру» было более чем достаточно. И даже став изгоем, тем самым обрекши себя на пожизненный остракизм со стороны «старой гвардии», все равно продолжал сражаться за неё.
— Что ты здесь делаешь? — переспросила у него Мишель, когда он убрал с её лба локон, чтобы получше рассмотреть её лицо.
— Я не оставлю тебя здесь, да ещё в таком виде, — решительным тоном отозвался Гилберт. — С сегодняшнего дня ты перебираешься жить ко мне… Я больше не брошу тебя на произвол судьбы.
Найдя её лицо значительно похудевшим, и осунувшимся, он, казалось, только сейчас узнал «сестру». Её карие глаза остались прежними, только заметная тень в уголках делала их совсем темными. Когда-то в годы юности они были полны светящегося блеска, а теперь напоминали цветы, преждевременно опаленные огнем.
— У меня будет ребенок, — печально проронила Мишель, и, тут же спохватившись, добавила: — Точнее у нас будет ребенок.
Дэмиен судорожно глотнул, и его глаза украдкой заскользили по ее фигуре.
— Баррнгтон, ты сейчас серьёзно?
Эта новость стала для него полной неожиданностью. Закрыв глаза, молодая женщина еле слышно вздохнула.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что это твой ребенок. Или ты забыл ту дикую ночь?
Гилберт невольно усмехнулся. В этой жизни ему пришлось побывать кем угодно, но отцом он ещё не был. А теперь, казалось, пришло время примерить на себя и эту роль, тем более в данный момент финансовые возможности позволяли ему вырастить детей в нормальных условиях, чтобы те ни в чем не нуждались.
— Что ты на меня так смотришь?! Не вижу в этом ничего смешного? — возмутилась Мишель, не спуская с него глаз. — Признайся, ты ведь тоже этого не хочешь, как и я!
Дэмиен внезапно нагнулся к ней и поцеловал её локоны со словами:
— Ты родишь мне этого ребенка, точнее нашего ребенка, что бы там ни было…
Мишель с недоумением уставилась на него.
— Но почему он так важен для тебя?
— Потому что… Потому что это часть нас самих… Это часть нас с тобой, понимаешь?
Каждый раз, когда ему приходилось говорить нежные слова, на него снисходило какое-то странное онемение, которое он был не в силах преодолеть.
«Часть нас самих…»?! Мишель была готова услышать подобные слова от кого угодно, только не от Гилберта. Одно оставалось для неё непонятным: как её мог полюбить ТАКОЙ непредсказуемый человек, но сквозь пелену пережитого для неё это больше не имело никакого значения.
— Прости меня, — внезапно пролепетала она, уткнувшись ему в плечо.
Вместо ответа, он лишь сильнее прижал её к себе. В подобном признании больше не было необходимости. Потому что он и так давно ей все простил.