Отыскав в невозмутимом старом негре достойный объект для насмешек, Дэмиен поначалу пытался его задеть, начиная с замечаний в адрес его несуразного внешнего вида, заканчивая упреками по поводу отсутствия у него нормального жилья, однако стоило ему столкнуться с непрошибаемой уверенностью этого раба в собственной «неотразимости», со временем он плюнул на это дело, стараясь больше его не задевать. И решив, что Джейка, пожалуй, уже не переубедишь в обратном, (ведь к приличному обществу тот никогда и не стремился), Гилберт-младший просто стал с ним периодически общаться, таская ему табак и еду, получая взамен новую порцию сплетен и похабных анекдотов. Впрочем, сколько помнил сам Дэмиен, Джейк постоянно был голодным; этому негру можно было таскать еду целый день, тот все равно не наедался, будто у него и вправду отсутствовало всякое чувство меры.
А когда Дэмиен таки рискнул у него осведомиться, почему тот до сих пор не женился, когда старый негр в очередной раз завел разговор о гулящей жене соседа, представ перед ним со щетиной на лице двухнедельной давности, отсутствующими передними резцами в «неотразимой» улыбке, и очками с треснувшими стеклами, Джейк заявил, что считает себя слишком хорошим для местных «невест», имея в виду, разумеется, дочерей таких же черномазых, как и он сам. Поэтому даже не надеясь встретить на своем пути женщину, которая приняла бы его таким, каким он был, остаток своей жизни чернокожий пастух решил провести в одиночестве, не особо, в общем-то, от него страдая. Если бы ему действительно было так плохо от него, он бы уже давным-давно завел себе подругу.
Проблемой для мужчины могло стать как раз таки появление супруги, ведь тогда ему придется заботиться о том, чтобы удовлетворять её запросы, и начать думать о ком-то еще помимо своей драгоценной персоны. А так, проживая совсем один на территории своей скромной «жилплощади», привыкший заботиться только о самом себе, о браке Джейк даже не помышлял, довольствуясь своей холостяцкой жизнью. Как не помышлял и о детях, ибо оставить ему в наследство было нечего.
Не особенно уважая людей, он выражался о двуличной натуре человека с таким негодованием и цинизмом, благодаря чему Дэмиен рано понял, что не все люди могут быть хорошими, как привыкли о них отзываться его собственные родители. Все-таки, Джейк прожил достаточно лет, чтобы узнать о паршивых человеческих душонках больше, чем это могло показаться на первый взгляд. И обладая почти «рентгеновской» проницательностью, он видел людей без всяких прикрас, отчего ввести его в заблуждение по поводу нравов человеческой породы было делом непростым.
За все время Дэмиену так и не удалось ни с кем подружиться. Не испытывая к ровесникам особой привязанности, он мог сутки напролет бегать по полям и аллеям в поисках новой «жертвы» для очередных подстрекательств. А если таковых найти не удавалось, он просто слонялся по дому, стараясь не попасться на глаза отцу. И чем старше он становился, тем тяжелее было справиться с чадом Райану Гилберту.
Привив сыну пламенную индивидуальность, сама того не подозревая, Дайана взрастила в нем чувство отторжения к стадному чувству, из-за чего Дэмиен чувствовал себя комфортно только в условиях двух крайностей: либо «стадо» должно было подчиняться ему и действовать по его указанию, либо оставшись предоставленным самому себе, он был вынужден найти себе новое занятие, которое целиком его увлекало, не оставляя времени для дальнейших сожалений. Ему больше нравилось истязать ближайшее окружение, нежели дружить с ним. И подсознательно чувствуя, что он разительно от них отличается, не до конца разобравшись в причине подобного отторжения, сверстники предпочитали держаться от него подальше.
«Ну, почему ты так дурно себя ведешь? — нападал на него отец, ставя ему в пример серьёзную не по годам «сестру». — Тебе нравится доводить окружающих до белого каления?! Ну, что ты за человек такой?! Обязательно надо кому-то насолить, вывести из себя! Неужели нельзя научиться обходиться с людьми по-человечески?»
И решив однажды, что сына уже не перевоспитаешь, в один прекрасный момент он попросту махнул на него рукой, и, переключив все свое внимание на Мишель, со временем начал относиться к ней и вовсе как к родной дочери. Для Баррингтон отец Дэмиена был воплощением справедливости и мудрости, поэтому она относилась к нему с исключительным уважением и почитанием, побаиваясь одновременно его жены. И подсознательно чувствуя, что эта женщина не так проста, как кажется, сторонилась её не меньше, чем компании её взбалмошного сына.