Вот и сейчас, вместо того, чтобы познакомиться с какой-нибудь девушкой, и пригласить её на танец, он с насмешливым взором рассматривал портреты конфедератов, из которых успели устроить некое подобие алтаря, украсив их свечами и букетами цветов. И только Гилберт, привыкнув судить людей по внешнему облику, а не поступкам, всматриваясь в бородатые физиономии этих мужчин, не обремененные интеллектом, видел в них не всенародно любимых героев, а неудачников, которые так и не смогли ничего добиться в этой жизни, кроме как отрастить эти отвратные «козлиные» бороды.
Насмотревшись этого «добра» еще в госпитале, где ему приходилось иметь дело с куда более «запущенными случаями» излишней растительности на лице, он с некоторой предвзятостью относился к людям, не придерживающихся элементарных правил гигиены.
Одарив презрительной ухмылкой портреты мистера Стефенса, (вице-президента Конфедерации, уроженца Джорджии), и мистера Дэвиса, (президента вышеупомянутого объединения), Дэмиен был немало удивлен, обнаружив, что не испытывает по отношению к Правому Делу ни гордости, ни патриотического духа, что уже говорить о готовности пожертвовать ради его процветания всем, что составляло смысл человеческого бытия, начиная с финансов, и заканчивая собственным здоровьем.
Идолопоклонничество с «ура-патриотическими» идеями было ему чуждо. Ничего прекрасного в войне Гилберт не видел, но попробуй он в открытую поделиться своими радикальными соображениями с остальными, за такие взгляды его бы попросту разорвали на части.
Оглянувшись по сторонам, словно опасаясь, как бы кто-нибудь не прочитал его истинных мыслей относительно будущего Конфедерации, Дэмиен был немного удручен. Удручен тем, что не мог испытывать те же чувства, что остальные присутствующие.
Неужели он и вправду не в состоянии ничто и никого полюбить столь бескорыстно и самозабвенно, как они?!
И постаравшись как можно скорее выбросить все эти мысли из головы, он попытался отвлечься на что-то другое, но стоило ему снова вспомнить «предсказание» о падении Конфедерации, как для него вновь все становилось на свои места, и циничный взгляд на жизнь возвращался снова.
Он старался избавиться от этих взглядом ещё и потому, что они вызывали в нем смутное чувство «отделенности», потому как находясь вместе с другим на этом мероприятии, стать частью его парню так и не удалось.
И пока Дэмиен, ошарашенный новым открытием, пытался разобраться в самом себе, поражаясь собственным мыслям, поздоровавшись с парой-тройкой знакомых, Мишель отправилась на поиски подруги, которая тоже обещала быть на этом празднике. Правда, едва она успела дойти до двери, как какой-то мужчина, вступив в зал, остановился у порога, и, перехватил ее обескураженный взгляд, улыбнулся в ответ.
Узнав Алекса Доусона, она почувствовала, как у неё сильно застучало сердце. Ей как-то не верилось, что человек такого статуса мог заглянуть на благотворительный вечер только ради неё, но что-то было в его поведении такое, что заставляло её невольно убеждаться в обратном.
Заприметив свою бывшую гостью, «светило» помахал ей рукою, но сделав вид, будто она его не заметила, Мишель тут же поспешила раствориться в толпе, в который раз ускользая от него.
***
«Интересно, он специально меня преследует, или это «очередное» совпадение?!» — мысленно вопрошала себя Мишель, от всей души желая избежать общества хирурга.
Стараясь как можно скорее покинуть зал, она начала пробираться к выходу, как вдруг подол её платья зацепился за гвоздь у двери. Резко наклонившись, она попыталась было его снять, как в этот момент рядом с ней оказался Доусон.
— Разрешите мне, — спокойно произнес мужчина, и прежде чем она успела возразить, или хотя бы попытаться отказаться от его помощи, тот наклонился, и отцепил порванную оборку.
Отвернувшись, чтобы скрыть румянец, тронувший её щеки, Мишель принялась яростно обмахиваться веером. И судя по тому, какая загадочная полуулыбка отразилась на лице «светилы», она сделала вывод, что за это время он успел порядочно оценить ее платье.
Почувствовав себя несколько польщенной, что ей удалось приковать к себе внимание столь взрослого мужчины, в глубине души она продолжала сомневаться, нормально это или нет — стать объектом «вожделения» человека, с которым была знакома всего лишь сутки. Как знать, возможно, у него такое же ничтожное понятие о морали, как и у её сводного брата.