В дороге его перехватил патрульный отряд, и, приняв молодого человека за сбежавшего из армии дезертира, служба отправила его на передовую. Таким образом, по вине Гилберта Патрику не только не удалось добраться до Запада, но ещё умудрившись угодить на фронт, он даже не успел как следует попрощаться со своей будущей невестой.
Глава 3.9
«И если внутри слишком пусто,
Сожми посильней кулаки,
Казаться счастливым — искусство,
Когда тебя рвет на куски» (с)
Атланта доживала последние дни. Время шло привычным ходом, отбывали и приходили поезда, санитары эвакуировали солдат, а тех, кого доставить в госпитали не удавалось, хирурги оперировали прямо на железнодорожной платформе.
Часть фельдшеров переместилась на вокзал, и оказывала помощь раненым прямо там. И не было видно ни конца, ни края этой бесконечной рутине с её однообразием действий.
Злой из-за того, что идея побега в Техас с треском провалилась, Гилберт с каждым днем проявлял себя все с худшей стороны. И свято уверовав в версию, по которой Патрик, сбежав туда сам, оставил его в Атланте, вымещал свою злобу на тех, кто не мог ответить ему в таком же духе. Известие о плене Алекса Доусона стало для него переломным моментом. И если бы не этот случай, они бы с Патриком уже давно были на Западе.
Беспросветность будущего убивала в нем интерес не только к своим обязанностям в госпитале, но и вообще к разумным делам. Поэтому отчитывая свою помощницу самым беспощадным образом за малейшую ошибку или рассеянность, он не видел смысла придерживаться учтивого тона даже с ранеными.
От обходительного и вежливого юноши, каким он прибыл в Атланту в первый день практики, не осталось и следа. Столь внезапно полученная власть развязала в нем дремавшие дотоле дурные инстинкты. И довольно быстро им поддавшись, от его напускной учтивости вскоре не осталось и следа. Тщетно он пытался вызвать в своей душе чувство сопереживания своему ближнему, наблюдая за человеческими страданиями в госпитале. Не привыкнув слишком долго акцентировать внимание на невзгодах и лишениях, Дэмиен взирал на их страдания с ледяным равнодушием, и, пытаясь пробудить в себе некое подобие человечности, был немало удивлен, обнаружив отсутствие в своей душе каких-либо переживаний вообще.
С ним однозначно было что-то не так, но что именно — разгадать эту «особенность» своего характера он не мог.
А может он вообще латентный садист?! И как знать, в глубине души ему нравилось созерцать чужую боль?! В отличие от Мишель и Эбигейл, слабые существа не вызывали у него ничего, кроме чувства брезгливости. И чем больше дисциплина в госпитале начинала напоминать анархию, тем более нужным он считал не скрывать своего истинного отношения к «жертвам» войны, потворствуя своим низменным инстинктам.
От его резких и язвительных слов, произнесенных в адрес Конфедерации, у Долорес Паркер вставали волосы дыбом. Ведь на «стажировку» она принимали его как кроткого и послушного юношу, который без особой надобности и слова лишнего не скажет старшим; по крайней мере, такое мнение сложилось у неё об этом парне в начале их знакомства. И столкнувшись по истечению длительного срока времени с подлинным проявлением его характера, поняла, как сильно заблуждалась насчет его истинного нрава.
Очень быстро превратившись в «сатанинское отродье», и, чувствуя свою безнаказанность, сей «псевдо-ангел» вел себя так, как считал нужным, вступая с окружающими в ненужные и никому не понятные конфликты.
Райан Гилберт находился слишком далеко. И не имея возможности часто наведываться в Атланту с целью поучить уму-разуму взбесившееся чадо, мужчина был вынужден оставить его на «воспитание» своим коллегам. И прибегая после каждой такой «дискуссии» к сердечным каплям, Долорес Паркер махнула на его сына рукой, предоставив ему полную свободу действий.
Таким образом, окончательно выйдя из-под контроля старших, Дэмиен приходил теперь туда, когда хотел, и уходил, когда ему вздумается, не особо утруждая себя тем, что скажут по этому поводу другие. Особенно доставалось Ребекке.