Учитель постелил на верхнюю полку шкафа полотенце, поставил на него череп, отошел в сторону и внимательно вгляделся в наглядное пособие. Стало жутковато, и почему-то захотелось выйти покурить, хотя он на дух не выносил табачного дыма.
Надо было идти на урок. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Учитель услышал грохот из своего кабинета. Он бегом бросился назад. Шкаф, второй десяток лет стоявший в углу и казавшийся вросшим в стенку, лежал на полу, а… две пустые глазницы с жутким злорадством смотрели на Учителя. Череп стоял там, откуда его недавно убрали — на столе, а под ним красовалось аккуратно расстеленное полотенце.
Сомнения пропали. Учитель наскоро провел урок и отпустил учеников. Затем взял маленькую саперную лопатку, сунул череп в пакет и сел в машину.
— Отвезу на кладбище и закопаю, — окончательно решил он. Но не довез. Во дворе школы, метрах в пяти от дороги, стоял громадный железный мусорный ящик. В него со всего маху и врезался Учитель, разворачивая машину. Из пробитого радиатора потекли две струйки воды. Ехать было не на чем.
Наглядное пособие Учитель закопал на местном кладбище недалеко от свежих захоронений, а через неделю пошел его откапывать. Дома творился кошмар. Все валилось из рук, ломалось и не ладилось. Ни с того, ни с сего случился жуткий скандал с женой: с криками, с истерикой, со слезами и уходом к маме.
До южного приморского колхоза Учитель добирался на перекладных почти сутки. В проливной дождь он «похоронил» череп там, откуда взял.
В областном центре Учитель зашел в храм. Дождавшись окончания службы, все рассказал старенькому священнику. Тот выслушал, покачал головой и отправился в алтарь. Вернулся батюшка в белом облачении, с кадилом, и начал служить панихиду.
Учитель запомнил только несколько слов: «Со святыми упокой душу раба Твоего, имя его Ты, Господи, ведаешь».
P.S. Это отнюдь не авторская фантазия. Все описанные события действительно произошли в нашем городе, а участники их, слава Богу, живы и здоровы.
Дед Щукарь и философия жизни
Незабвенный дед Щукарь из шолоховской «Поднятой Целины», везя председателя Давыдова на колхозной таратайке, рассуждал, что в жизни этой у каждого человека свой сучёк имеется. Так, к примеру, у Макара Нагульного — аглицкий язык, а у самого Давыдова — Лушка.
Хорошо дед рассуждал, прямо по-христиански: нет безгрешных в мире сем, но кричать об этом не следует, лучше отнестись с пониманием.
Да вот искушение! Времена нынче таковы, что мы сплошь чужие сучки замечаем, а того, что сами давно уподобились лесоповалу, — и мысли не возникает.
Но ведь дед Щукарь, общественной кобылой управляючи, рассуждал не только и не столько о чужих грехах, сколько об особенностях и отличительных чертах человеческих характеров. Мы же в отличиях от себя любимых видим не оригинальность другого человека, которого Бог позволил нам узнать, а покушение на собственную исключительность.
Поэтому-то окружающие нас люди, начиная с домочадцев и заканчивая постоянно встречающимся прохожим, так часто оказываются «не правы». Не вовремя встали, не то надели, не так приготовили, неправильно решили, не о том думают и вообще несут сплошную чушь. После подобной «утренней разминки» следует дневная череда непрерывной подгонки окружающей действительности под себя любимого. Разве что с паузами выполнения необходимой работы, которая, в принципе, могла бы быть и получше, потому что я достоин большего, но вряд ли начальственная серость это понимает.
До самого вечера мир крутится только вокруг меня, он эгоцентричен и это правильно. Так и должно быть! Но только тогда центр вселенной, сконцентрированный во мне, будет ни для кого не в тягость, когда найдется критерий, не унижающий, с одной стороны, мои стремления, а с другой, не причиняющий вреда окружающим меня. Этот принцип четко выражен в формуле: «Люби Бога, а живи, как хочешь».
Любящий Господа изначально не способен навредить живущему рядом или унизить его. В то же время боголюбивый человек никогда не станет измерять всех одной линейкой. Самый страшный грех политиков и религиоведов от политики — внедрение «одинаковости» мышления и форм личного исповедания Бога.
Нам даны Заповеди, которые надо стремится исполнять, но о том, как мы это должны делать, Слово Божие лишь рассуждает. Приказывать в данной сфере невозможно. Именно поэтому Новый Завет составляют четыре Евангелия, три из которых чрезвычайно похожи друг на друга, но все-таки разнятся между собой. Апостолы Матфей, Марк и Лука рассказывают об одном и том же, но каждый из них увидел во Христе и событиях тех времен то, что ближе и понятней лично ему.