И все же…
В недавнее зимнее утро пришла в нашу часовню женщина. Перекрестилась, поцеловала храмовый образ, вздохнула и произнесла:
— Слава Богу, дождалась.
— ???
— Муж у меня умер недавно. Чернобылец. Расходов много, дети, а тут холода еще. Надежда только на его, покойника, пенсию, да и то едва в натяжку хватает. Уж так Бога просила, чтобы помог! И что вы думаете? Вчера вечером приносит почтальон пенсию, а ее почти в три раза увеличили! Еле утра дождалась, чтобы Бога поблагодарить….
Дивны Твои дела, Господи.
Чистильщик
— Ты бы, батюшка, пришел двор почистил.
— ???
— Гуркотит что-то ночью, стучится. Петух ни свет, ни заря кричит и в погребе гупает кто-то.
Дошло: освятить просят усадьбу. Попробовать что-то объяснить о суевериях и страхах от неверия? Не получится. В лучшем случае скептически выслушают, покивают головой, то ли в знак согласия, то ли в смысле: говори, мол, говори, а дело свое поповское иди и делай.
Это в селе так обычно и происходит. В городе — немного по-иному. Тут уже о полтергейсте порассуждают, знакомых книжных магов вспомнят, последние прогнозы доморощенных астрологов в пример приведут. Одно объединяет и город, и село — абсолютная уверенность в существовании того, кто специально желает зла и неприятностей. Но это не тот враг рода человеческого, о котором сказано в Писании и у св. Отцов. Нет. Зачем так далеко ходить? Источник обычно рядом. С амплитудой от соседки до тещи или до свекрухи со свекром.
Впрочем, все эти рассуждения — констатация того, что Ветхий Завет и сегодня чрезвычайно актуален. Собрал я свой требный чемоданчик и пошел «двор чистить». Встретил хозяин. Сухонький мужичок, лет под семьдесят, по случаю моего прихода опрятно одетый и постоянно что-то бурчащий — для себя или для меня (?). На мои «Да что вы говорите!» и «Надо же!» — никакой реакции. Сплошные рассуждения, что жить спокойно вороги не дают, вон в позапрошлом году в огороде пшеницу, что по краям посеял, так узлом повязали, что и картошка не уродилась.
— Конек-горбунок погулял, что ли? — спросил я деда.
Тот продолжал что-то бубнить, не отвечая.
— Вы ему громче говорите, он слышит плохо, — разъяснила вышедшая хозяйка.
Пришлось повторить громогласно. Дед недоуменно посмотрел на меня и ответствовал:
— Какая лошадь?! Мы их отродясь не держим. Туточки, через усадьбу, бабка живет, она и творит это непотребство.
Поражаюсь я моим сельским прихожанам. Обычно к старости они одни остаются на хозяйстве: дети разъезжаются. Забот же не становится меньше, так как в аккурат к сбору вишни, затем картошки и прочих овощей они, дети которые, приезжают со всем своим разросшимся семейством. Нельзя сказать, что младшее поколение вовсе не помогает сажать, полоть и воевать с жуком. Но рано по утрам в огородах я обычно наблюдаю только бабушек с дедушками в косыночках и кепочках.
Той силушки, что у моих стариков была ранее, теперь не достает. Количество же соток в поле и на усадьбе, как и число кудахтающих и мычащих «домочадцев», отнюдь не убавилось. Ясно, что со всем не управишься, а поправки на свои годы и здоровье они не хотят делать. И то, что раньше быстро и четко получалось, нынче никак не успеть. То одно не ладится, то другое. Надобно причину искать, а виноватые всегда оказываются на стороне. Изначально так повелось, от Адама.
Жили хозяин и хозяйка в большом доме. Первый, вернее, нижний его этаж, построенный первоначально как подвал, с маленькими оконцами вверху, постепенно стал для жильцов основным «домом». Верхние комнаты поражали чистотой и симметричностью расстановки мебели и посуды в серванте, аккуратностью разложенных особым порядком вещей, подушек и прочего. Тут не жили — для гостей держали. По-моему, в последний раз хозяева заходили в эти помещения на Рождество или на Пасху. Прошлую.
Перед красным углом, на столе я разместил свои «святости» (именно так у нас называют то, что лежит в требном чемодане). На улице разжег кадило (от нынешних софринских углей исходит такой смрад при растопке, что невольно помянешь «геенну огненную»). Начал потихоньку служить положенный молебен.
Хозяйка стояла за моей спиной с зажженной свечой, исправно повторяя все знакомые слова читаемых молитв. А, когда надобно, и «Господи, помилуй» выводила тихим голоском.
Дед расположился чуть далее. Свечу не зажег, сказав, что лампада перед иконами стоит, и нечего зря свечи тратить, так как «муж и жена одна с…», единственной свечки вполне хватит. Спорить было бесполезно, я это уже понял, да и рассчитывал, что, промолчав, заставлю деда остановить бурчание.