Не будешь же в автобусе нравственным богословием заниматься, да еще таким, где обязательно кого-то осудить надо и чье-то мнение поддержать. Агрессивное миссионерство в его нынешние планы никак не входило, тем более, что в кабинеты ему сегодня стучаться, где эти самые молодые руководители сидят и без которых ему зимой в храме топить будет нечем.
Вовремя вспомнилось священнику, что в кармане подрясника книжица недочитанная лежит. Ее и раскрыл священник…
Автобусные диалоги отошли в сторону, дорожные ухабы стали мягче и даже грохочущие миноры умирающих рессор не резали слух. Священник погрузился в интересное, доброе и размеренное повествование о византийских древностях и благочестивых подвижниках. Как на вечерне «Свете тихий» утихомиривает пришедший на службу народ, создает иную неотмирную реальность, так и книга увела отца Стефана из душного полуразбитого автобуса в другое время, где начальство благочестивое, молодежь послушная и вопрос цен никого не волнует.
Вот только после открытия книги стал донимать батюшку запах странный. Нечеловеческий. Стойкий, и крайне неприятный. Если бы книжное повествование рассказывало об адских муках или гоголевских рогатых сущностях, то отец Стефан и не удивился бы, но тут ведь все о мудростях старцев, да о помощи святых изъясняется.
Откуда же такие ассоциации?
Батюшка огляделся. Впереди в чистеньких платочках сидели две старушки, которых отец Стефан прекрасно знал, сбоку и сзади расположились едущие на работу горняки, от которых до работы подобным ароматом никак пахнуть не может. Источник устойчивого запаха, однозначно и четко определяющегося, как адский, не обнаруживался.
— Странно, — подумал священник, и попытался опять уйти в мир книжный.
Не удалось.
Один из сидевших сзади шахтеров, поняв, что священник не сообразит, откуда идут волны неприятного содержания, громко произнес, указывая вниз под сиденье.
— Батюшка, козел.
Отец Стефан слова услышал, а указывающий перст увидеть никак не мог, поэтому утверждение преобразовал в определение. Ошарашено и растерянно задумался и не нашел ничего лучшего, как повернуться и спросить у горняка:
— Почему козел?
— Так к козе везут, — разъяснил шахтер, чем ввел отца Стефана в окончательный ступор.
Первое, что пришло в голову, это форма собственной бороды, которая в начальные дни священства действительно походила на козлиную. Но ведь сейчас, по прошествии почти десятка лет настоятельства, его облик украшала ухоженная, профессорская бородка, никак не сопоставимая с этой тварью.
Пока соображал, как же выходить из данной ситуации, как ответить на незаслуженное оскорбление, впереди встрепенулась баба Анна. Повернулась к священнику и старушечьим фальцетом выдала на весь автобус.
— Батюшка. Козел наш. Воняет!
Отец Стефан замер огорошено. Он потерял дар речи. Опустил голову и… с ужасом вскрикнул.
Из-под сиденья смиренно и уныло на него смотрела философским взглядом бородатая и рогатая козлиная морда…
Экзамен с псевдонимом
Отца Стефана вызвали в епархию, и сам митрополит вручил ему направление на учебу в Духовную Академию. Выдавая бумагу с большой печатью, увенчанную крестом и заканчивающуюся размашистой на весь низ страницы архиерейской росписью, владыка лишь добавил:
— Быстро собрать документы и чтобы завтра был в поезде.
Возражения о том, что колокольня не достроена, художник сбежал вместе с авансом, а Сергей Иванович продолжает создавать приходскую оппозицию, во внимание не принимались.
— Не выдумывай — отрезал любимый владыка и, сменив строгий самодержавный взгляд на более знакомую и привычную улыбку, заключил:
— Это же надо, пресс-центр епархиальный возглавляет, всё про всех знает, а в академии учиться не желает… Всё. Разговор окончен, — и размашисто перекрестив удрученного настоятеля, владыка выпроводил отца Стефана из кабинета.
На следующий день хмурый отец Стефан возлежал на второй полке купейного вагона и пытался уснуть под равномерный перестук скорого поезда. Не удавалось.
Сначала все мысли не уходили из пределов границ собственного прихода. Затем, ниже расположившиеся попутчики, упорно приглашали разделить с ними трапезу и поговорить о Боге, который у них есть в душе. Батюшка ласково, но наотрез отказался, за что и был наказан слушанием двухчасовой беседы о современном состоянии Церкви и моральном облике разъезжающих на Мерседесах попов. Наконец, допив последние сто грамм, соседи угомонились, успокоились и захрапели. Именно под этот храп отец Стефан с ужасом сообразил, что для поступления в академию надобно, вообще-то, экзамены сдать. Причем, поступить надо без сомнений и строго обязательно. Иного варианта просто не существует. Представить себе недоумение архиерея и его стандартную характеристику, в подобных случаях всегда заканчивающуюся разочарованным взмахом руки и определением «пенёк», отец Стефан еще мог, но вот реакция на приходе, при подобном плачевном развитии событий, будет куда страшнее.